Леонид Левитин - Узбекистан на историческом повороте

Социальное государство

Почему Узбекистан не был назван в конституции социальным государством? Страна, которая имела на это название прав больше, чем какая-либо другая в СНГ, так как, пожалуй, единственная из них противостояла, насколько могла, шоковой терапии, проводила честную социальную политику, защищая в полную меру своих, к сожалению, небольших возможностей стариков, многодетных матерей, инвалидов, детей?

Думаю, воспоминания из моего кыргызстанского прошлого помогут прояснить ситуацию, которая мне представляется более важной, чем может показаться на первый взгляд. Я был одним из авторов или, как принято говорить, разработчиков проекта Конституции Кыргызстана. Мы старались извлечь для себя максимум полезного из конституций западных стран. И у нас возник вопрос: должны ли мы назвать Кыргызстан не только демократическим, но и социальным государством, как это сделано в конституциях Германии и Франции, или республикой, основанной на труде, как названа Италия?

Смысл социального государства наиболее полно раскрыт в Основном законе ФРГ. Каждый взрослый член общества обязан обеспечивать себя и содержать свою семью, то есть несет за себя и за свою семью индивидуальную ответственность. Однако бывают случаи, когда человек этого сделать не в состоянии. Тогда государство должно взять заботу о нем на себя. Оно обязано обеспечить такого члена общества жизненно необходимыми вещами, такими, как жилье, продукты питания, одежда; оно обязано предоставить ему лечение в случае болезни. Социальное государство обязано реагировать на социальное неравенство определенных групп населения, прежде всего таких, как многодетные семьи, матери, дети и молодежь. Основные идеи социального государства в конституционном законодательстве Германии определены следующим образом: условия жизни, не унижающие человеческого достоинства; социальное равенство; оказание социальной помощи нуждающимся.

Когда возник вопрос о том, назвать ли Кыргызстан социальным государством, подавляющее большинство участников обсуждения отвергло такую возможность. Причем без долгих раздумий. Наши московские коллеги активно старались утвердить нас в этом мнении. Исходили прежде всего из того, что нынешнее (и в обозримом будущем) экономическое положение Кыргызстана не позволяет говорить о социальном государстве как о чем-то реальном. Москвичи к тому же и на теорию налегали. А поскольку они были демократами и либералами, как сейчас говорят, правого толка, то теория эта носила антисоциалистическую направленность.

Ход рассуждении был такой. Да, социальная деятельность государства, в высшей степени необходимая и важная, в то же время по отношению к трудоспособному населению носит определенный негативный оттенок. Она ставит человека в зависимое от государства положение и может порождать, что наглядно продемонстрировал советский реальный социализм, иждивенческие нравы, атрофию трудовой морали, утрату у людей трудовой инициативы и ответственности. Крайне важно не стереть границ социальной, попечительской деятельности государства, с одной стороны, а с другой - свободы людей, опирающихся на собственность, свою личную инициативную деятельность. Словом, социальное государство в проект не попало. Напротив, было записано, что "социальная деятельность государства не должна приводить к замене государственным попечительством экономической свободы и активности, возможности гражданина самому достигать экономического благополучия для себя и своей семьи" (ст. 37 Конституции Кыргызстана).

В процессе всенародного обсуждения конституционного проекта и во время яростных дебатов в парламенте, когда конституция принималась, ни один человек (а ведь к обсуждению был привлечен весь цвет интеллектуальной элиты страны и, прежде всего, идеологи национально-демократической оппозиции) не упомянул о социальном государстве и не возразил против предложенной в проекте формулировки "социальное самообеспечение".

Между прочим, термина "социальное государство" нет ни в одной из постсоветских конституций, принятых в 1992 г. и первом полугодии 1993 г. (помимо Кыргызстана, это Россия, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Литва, Латвия, Эстония). Вскоре, однако, антисоциалистические страсти улеглись, на смену им пришли трезвые рассуждения. В декабре 1993 г. в Конституции России (ст. 4), а затем в последующие годы в конституциях Армении (ст. 1), Беларуси (ст. 1), Казахстана (ст. 1), Таджикистана (ст. 1), Украины (ст. 1) эти государства уже были названы социальными.

Что же касается доводов о том, что ни одна из стран СНГ еще долгие годы реально не сможет соответствовать понятию "социальное государство", так ведь и понятие "правовое государство" станет реальностью тоже не в близком будущем. Однако оно закреплено во всех конституциях этих стран, как стратегическая цель, и, думаю, закреплено совершенно правильно так как не только определяет перспективы, но и формирует определенный общественный настрой.

Теперь, после бесславного конца гайдаровской экономической политики, очевидно, что вопрос о социальном государстве далеко не терминологический. Именно в социальном государстве находят концентрированное выражение тенденции конвергентности капитализма и социализма, или, что будет точнее, постсоветского общества, социализма и капитализма. Именно здесь наиболее ярко проявляется социальная ориентация рыночных рефором. А без такой ориентации они народу не нужны, поскольку проводятся тогда и за счет народа, и в ущерб ему.

Восьмого февраля 1999 г. в Бонне, в одном из двух больших залов бундестага состоялся вечер, посвященный семидесятилетию Чингиза Айтматова, его чествование немецкой общественностью. Все было сделано по-немецки, в лучшем смысле этого слова, с поистине бетховенской мощью, динамизмом и воодушевлением. В заключительном слове Айтматов свои литературные достижения во многом объяснил тем, что всегда старался брать различные сюжеты и мысли из фольклора своего народа. И не только такого монументального, как эпос "Манас", но также из легенд. В последнем произведении, над которым он сейчас работает, широко использованы народные заклинания, то есть словесные формулы, имевшие, по представлениям предков современных кыргызов, магическую силу и помогавшие лечить болезни, изменять погоду, повышать урожай и т. д.

"Я хочу, - сказал Айтматов, - закончить встречу одним из таких заклинаний. Представьте себе: по вспаханному полю идет крестьянин. На плече у него мешок с зерном. Направо горсть зерна бросает, налево бросает. И с каждым взмахом руки сеятель, обращаясь к покровителю урожая, говорит: "Эта горсть для стариков, эта для больных и немощных, эта для сирот, эта для гостей, эта для купцов, эта для разных зверюшек, а эта для меня и семьи моей". И если плохой был урожай, мало ли что случалось - мороз, засуха, град, - смягчены были душевные страдания сеятеля. Все делал он по чести и по совести". Произнес Айтматов это заклинание на русском языке, с прекрасным синхронным немецким переводом, а потом - на кыргызском. И закончил под овацию зала: "Вот, собственно, и все о моем писательском труде".