Франсуа Минье - История Французской революции с 1789 по 1814 гг.

Но положение Директории сильно изменилось после выборов V года (май 1797 г.). Эти выборы, проведя законным образом роялистскую партию в Законодательное собрание и правительство, вновь поставили вопрос, уже раз решенный в вандемьере. До сих пор Директория и Советы жили в добром согласии; составленные из партии Конвента и соединенные общими интересами и необходимостью устроить республику, расшатанную различными партиями, они вносили в свои сношения большое миролюбие, а в свои меры много согласия. Советы принимали различные требования Директории, за некоторыми мелкими изменениями, и одобряли ее финансовые и административные проекты и ее поведение относительно заговоров, войны и Европы. Меньшинство, враждебное Конвенту, образовало оппозицию в Советах; осторожно борясь с политикой Директории, оно ожидало усиления от вновь избранной трети депутатов. Во главе этой партии стояли: Барбе-Марбуа, Пасторе, Воблан, Дюма, Порталис, Симеон, Барбье, Тронсон дю Кудре, Дюпон из Немура, — по большей части все это были члены Правой бывшего Законодательного собрания, а кое-кто были и настоящими роялистами. Скоро положение их перестало быть двусмысленным, и благодаря выборам V года они получили подкрепление, и политика их стала более агрессивной.

Роялисты образовали грозный и деятельный союз, имеющий своих вождей, агентов, свои избирательные списки, свои журналы. Они устранили республиканцев от выборов, привлекли к себе всегда идущую за более деятельной партией толпу и на время подняли народное знамя. Они не хотели признавать даже патриотов первой эпохи революции и избирали только решительных контрреволюционеров или сомнительных конституционалистов. Таким образом, республиканская партия оказалась только в правительстве, а партия роялистов захватила власть в избирательных собраниях и Советах.

1 прериаля V года (20 мая) оба Совета были организованы. Дух, их воодушевляющий, они обнаружили с самого первого шага. Пишегрю, отправленный роялистами на новое поле сражений контрреволюции, был восторженно избран президентом Совета пятисот; Барбе-Марбуа с такой же услужливостью был выбран в президенты Совета старейшин. Законодательный корпус занялся выбором одного директора, взамен Летурнера, члена Директории, выходящего по жребию 30 флореаля. Новый выбор пал на Бартелеми, занимавшего пост посланника в Швеции. В качестве человека умеренного и сторонника мира, он равно нравился и Советам, и Европе; но он не мог быть вследствие отсутствия из Франции во все время революции особенно пригодным к управлению республикой.

За этими первыми враждебными действиями против Директории и партии Конвента последовали более действенные нападения; началось беспощадное преследование как администрации, так и политики Директории. Она, в свою очередь, делала, что могла, с помощью законного правительства при еще революционном положении. Ее упрекали в продолжении войны и в расстройстве финансов. Большинство Законодательного корпуса искусно пользовалось общественными потребностями: оно поддерживало неограниченную свободу печати, дававшую журналам возможность нападать на Директорию и тем подготовлять переход к другому господствующему устройству, также поддерживало оно и мир, ведший к разоружению республики, и, наконец, государственную экономию.

Эти требования имели свою полезную и национальную сторону. Утомленная Франция, чтобы довершить восстановление общества, испытывала необходимость во всех этих вещах. Поэтому некоторые требования роялистов разделялись ею, но только по иным причинам. С бо́льшим несколько беспокойством встретила она меры, принятые Советами относительно священников и эмигрантов. Все жаждали умиротворения, но никто не хотел, чтобы вернулись победителями побежденные революцией. Советы занялись поспешно законами об амнистии духовенства и эмигрантов.

Они совершенно справедливо отменили изгнание или заключение в тюрьму священников по религиозным делам или за отсутствие патриотизма; но они захотели восстановить прежние прерогативы католического богослужения, вновь разрешить употребление колоколов и освободить священников от обязательной для всех должностных лиц присяги. Молодой лионский депутат, Камиль Журдан, красноречивый, мужественный и исповедующий с большой смелостью свои религиозные убеждения, считался в Совете пятисот главным панегиристом духовенства. Произнесенная им по этому поводу речь возбудила громадное изумление и ожесточенные протесты. Все время проявлялся энтузиазм исключительно патриотический, и все были удивлены, увидя другой энтузиазм — религиозный. Предыдущий век и революция совершенно отучили от него и даже мешали его пониманию. Наступило время, когда партия старого режима не стала больше бояться проводить свои верования и свой язык рядом с верованием и языком новаторской партии, до сих пор исключительно господствовавшей. В результате, как и все неожиданное, речь Камиля Журдана произвела неприятное впечатление, и его стали называть Журдан-трезвон и Журдан-колокол. Однако попытка покровителей духовенства не удалась, и Совет пятисот не посмел ни допустить употребление колоколов, ни сделать священников независимыми. После некоторых колебаний умеренная партия присоединилась к партии Директории, и гражданская присяга духовенства была удержана в законодательстве, при криках „ Да здравствует республика!“

Однако враждебные действия против Директории не прекращались, особенно в Совете пятисот, как более горячем и нетерпеливом, чем Совет старейшин. Все это очень ободрило партию роялистов внутри страны. Снова возобновились репрессии контрреволюционеров против патриотов и покупателей национальных имений. Эмигранты и мятежное духовенство возвращались толпами и, не скрывая своего отвращения к революции, придумывали планы низвержения ее. Власти Директории угрожали в центре, не признавали в департаментах, и она стала совсем бессильной.

Но необходимость защиты, беспокойство всех людей, преданных Директории и особенно революции, возбудило и ободрило правительство. Наступательный образ действий Совета заставил заподозрить его привязанность к республике, он лишился поддержки тех, кто вначале стоял на его стороне. Конституционалисты 1791 г. и партия Конвента соединились вместе. Сальмский клуб, основанный под покровительством этой партии, являлся как бы протестом против клуба Клиши, давно уже служившего местом сборищ для наиболее влиятельных членов Советов. Директория, прибегая к общественному мнению, не забывала также и своей главной поддержки — войска; она перевела в Париж многие полки из армии Самбры и Мааса, бывшей под начальством Гоша Окружность в шесть мириаметров (двенадцать лье), которую войска не могли переступить без посягательства на конституцию, была перейдена; Советы указали Директории на это нарушение; но та выказала подозрительное неведение и дала совершенно неудовлетворительные объяснения.