Франсуа Минье - История Французской революции с 1789 по 1814 гг.

На другой день народ, не получив оружия накануне, снова ранним утром явился к комитету, упрекая его во вчерашнем отказе и обвиняя в неудачах. Комитет тщетно искал оружия; из Шарлевиля его не присылали, не нашлось его и в Шартре; даже арсенал был пуст.

Народ в этот день уже не довольствовался никакими извинениями и положительно думал, что ему изменили; он всей массой бросился к Дому Инвалидов, где находился значительный склад оружия. Народ не выказал ни малейшей боязни пред войсками, собранными на Марсовом поле, он проник внутрь Дома Инвалидов, несмотря на убеждения его начальника де Сомбрейя, отыскал двадцать восемь тысяч ружей, сложенных в подвалах, завладел ими, взял большое количество сабель, шпаг, а также пушек, и все это оружие торжественно унес с собой. Пушки были размещены при входах в предместья, около Тюильрийского дворца, на набережных и на мостах, для защиты столицы от вторжения войск, которых можно было ждать с минуты на минуту.

В это же самое утро возбудило опасение известие, что двинуты к Парижу войска, бывшие в Сен-Дени, и что пушки Бастилии направлены на улицу Сент-Антуан. Комитет тотчас послал проверить это известие, разместил граждан для защиты города с этой стороны и отправил депутацию к коменданту Бастилии [20] с требованием снять пушки и не предпринимать никаких враждебных действий. Эта тревога, внушаемая крепостью, ненависть к злоупотреблениям, которые она покрывала, необходимость занять столь важный пункт и не оставлять его дольше в руках неприятеля во время всеобщего восстания привлекали внимание народа к Бастилии. С девяти часов утра и вплоть до двух часов дня повсюду в Париже раздавался один общий призыв: „К Бастилии, к Бастилии!“ Сюда направлялись со всех кварталов собранные в отряды граждане; вооружены они были ружьями, пиками и саблями. Окружавшая крепость толпа была уже значительна; на стенах крепости были поставлены часовые, а мосты были подняты, как в военное время.

Депутат округа Сен Луи де ля Кюлтюр, по имени Тюрио де ля Розьер, настоял, чтобы его пропустили для переговоров с комендантом Делоне. Допущенный к нему, он потребовал изменить направление пушек. Комендант отвечал ему, что пушки находятся постоянно в башнях и что он не вправе снять их оттуда; что, наконец, узнав о тревоге парижан, он готов их несколько отодвинуть назад за амбразуры. Тюрио с трудом добился, чтобы его пропустили в крепость дальше, так как он желал удостовериться, действительно ли крепость так безопасна для города, как уверял комендант. Проходя по крепости, он нашел, что три пушки были направлены на подходы к крепости и были совершенно готовы смести толпу, если бы она направлялась на приступ. Около сорока швейцарцев и восьмидесяти инвалидов находилось под ружьем. Тюрио убеждал их, равно как и штаб крепости, во имя чести и отечества не проявлять враждебных действий по отношению к народу; офицеры и солдаты поклялись не пользоваться оружием, если на них не будет нападения. Тюрио затем поднялся на вышку; отсюда он увидал громадную толпу, стекавшуюся со всех сторон, и подходившую массу жителей Сент-Антуанского предместья. Вне крепости между тем стали беспокоиться, не видя Тюрио, и требовали его возвращения. Чтобы успокоить народ, Тюрио поднялся на стены крепости и был приветствован общими аплодисментами со стороны сада арсенала. Он спустился, присоединился к своим, рассказал о том, что видел, и затем отправился в свой комитет.

Однако нетерпеливая толпа требовала сдачи крепости. От времени до времени среди нее раздавались слова: „Нам надо Бастилию, Бастилия должна быть наша!“ Вдруг из толпы вышли двое более смелых, чем другие; они бросились к крепости и топорами стали рубить цепи главного моста. Солдаты кричали им, чтобы они удалились, и грозили начать стрелять; однако они продолжали свою работу. Вскоре они разбили цепи, спустили мост и вместе с толпой устремились на него. Приблизившись к следующему мосту, они стали рубить и его. Тогда только гарнизон дал залп и залпом этим рассеял толпу; в скором времени толпа начала новую атаку, и в продолжение нескольких часов все ее усилия были направлены на второй мост, доступ к которому защищался непрерывным огнем крепости. Разъяренный таким упорным сопротивлением народ пытался разбить ворота при помощи топоров и поджечь гауптвахту; гарнизон дал залп картечью, причинивший большой урон осаждавшим, выведя из их строя много убитыми и ранеными. Это, однако, только усилило рвение толпы; народ продолжал приступ с упорством, возбужденный смелостью и твердостью храбрецов, Эли и Юлена.

Комитет в ратуше находился в сильнейшей тревоге. Осада Бастилии казалась ему безумным предприятием. Одно за другим он получал известия о неудачах народа около стен крепости. Комитет находился между двух огней: с одной стороны, ему грозили войска, если бы они оказались победителями, с другой стороны — толпа, требовавшая оружия для продолжения осады. Оружия у него не было, давать народу было нечего, а народ думал, что тут скрыта измена. Комитет послал вторую депутацию с целью прекратить враждебные действия и убедить коменданта вручить охрану крепости самим гражданам; однако депутация не была выслушана из-за шума, криков и звуков выстрелов. Комитет послал третью депутацию с барабаном и знаменем, чтобы легче было ее узнать, но и она не была счастливее: ни та, ни другая стороны не желали ничего слушать. Несмотря на свои старания и на свою деятельность, комитет, заседавший в ратуше, находился у народа в подозрении. В особенности возбуждал сильное недоверие купеческий старшина. „Он много раз надувал нас сегодня“, — говорили одни. „Он толкует, — замечали другие, — что следует рыть траншею, а на самом деле ему хочется только выиграть время“. „Товарищи! — вскричал, наконец, какой-то старик, — что нам разговаривать с этими предателями? Вперед! Следуйте за мной; через два часа Бастилия будет взята!“

Уже более четырех часов продолжалась осада, когда подошла Французская гвардия с пушкой. Ее прибытие совершенно изменило характер борьбы. Сам гарнизон начал настаивать пред комендантом о сдаче. Несчастный Делоне, страшившийся ожидавшей его участи, хотел взорвать крепость и погибнуть под развалинами крепости и предместья. С отчаянием рванулся он с фитилем в руках к пороховому погребу. Гарнизон арестовал его, поднял на башне белый флаг и опустил ружья дулами книзу в знак мирных намерений. Осаждавшие, однако, не прекратили битвы и подвигались вперед с криками „Опустите мосты!“ Швейцарский офицер через амбразуру предложил сдаться, если гарнизону позволено будет выйти из крепости с воинскими почестями. „Нет, нет“, — кричала толпа. Тот же офицер предложил сложить оружие, если гарнизону будет пощажена жизнь. „Спустите мосты, — отвечали ему ближайшие из осаждавших, — мы вам ничего не сделаем!“ Гарнизон поверил этому обещанию, открыл ворота и спустил мосты; осаждавшие бросились в Бастилию. Находившиеся во главе толпы желали спасти от ее мести коменданта, швейцарских солдат и инвалидов, но толпа кричала: „ Отдайте их, отдайте их нам всех; они стреляли в своих сограждан и заслуживают виселицы“. Толпа вырвала из рук защитников коменданта, нескольких швейцарцев и нескольких инвалидов и всех тут же бесчеловечно умертвила.