Александр Бондаренко - Утаенные страницы советской истории.

Из заявления И. Э. Якира, адресованного народному комиссару внутренних дел СССР Н. И. Ежову. 31 мая 1937 года.

«На допросе 27 мая 1937 года Тухачевский заявил, что в 1932 году передал генералу Адаму сведения о вооружении Красной армии, сообщил ему, что к моменту войны СССР будет иметь до 150 дивизий. В 1935 году передал для германского штаба сведения о состоянии авиации и механизированных войск в Белорусском и Киевском военных округах, об организации противовоздушной обороны в других округах и по сосредоточению войск на западных границах».

Из справки, подписанной Генеральным прокурором СССР Р. А. Руденко 10 июня 1956 года.

«Тухачевский начал разговор с темы о предстоящей войне, обрисовав мне внутреннее и внешнее положение Советского Союза как совершенно неустойчивое. Подчеркнул, что между тем германский фашизм изо дня в день крепнет и усиливается. Особый упор он делал на развертывание в Германии могущественной армии, на то, что на решающем Западном фронте немецкие войска будут превосходить Красную армию в полуторном размере, поэтому разгром Красной армии, по его мнению, неизбежен. Тогда же Тухачевский мне заявил, что мы не только должны ожидать поражения, но и готовиться к нему для организации государственного переворота и захвата власти в свои руки для реставрации капитализма. Прямо на карте Германии, Польши, Литвы и СССР Тухачевский рисовал варианты возможного развертывания германских армий… При этом он указал, что развертывание Красной армии во время войны надо будет строить так, чтобы облегчить задачу ее поражения».

Из заявления И. П. Уборевича, адресованного народному комиссару внутренних дел СССР Н. И. Ежову. 9 июня 1937 года.

«Фельдман показал также о том, что со слов Тухачевского ему известно о том, что он имеет договоренность с Пятаковым в части срыва обеспечения артиллерийским вооружением, а также поддерживает связь с Троцким, от которого получает директивы по контрреволюционной деятельности».

Из справки, подписанной Генеральным прокурором СССР Р. А. Руденко 10 июня 1956 года.

«Моя вина перед партией и правительством заключается в том, что я организовал антисоветский военно-троцкистский заговор, который своей деятельностью должен был обеспечить антисоветский переворот в стране, приход к власти троцкистско-зиновьевских правых организаций и реставрацию капитализма в стране».

Из протокола допроса М. Н. Тухачевского. 26 мая 1937 года.

Для полноты картины можно еще добавить показания Б. М. Фельдмана о том, что Тухачевский поручал Примакову совершить террористический акт против Ворошилова, да что-то не получилось… Хотя показаний и обвинений гораздо больше, но основные «темы» обозначены — подготовка переворота, шпионаж, вредительство, террор. Всего так много, что удивляешься — как это могли заговорщики столько времени оставаться нераскрытыми и незамеченными?

«До ареста перечисленных лиц никакими агентурными материалами о существовании троцкистской военной организации органы НКВД не располагали».

Из справки, направленной председателем КГБ при Совете Министров СССР И. А. Серовым В. М. Молотову 10 июля 1956 г.

Напомним, что агентурное наблюдение за Тухачевским — и, наверное, не только за ним одним — велось с 1921 года. И вообще органы ОГПУ — НКВД относились к нему с особым вниманием, потому как в 1930-х годах из-за границы — по линии разведывательных служб Германии, Франции, Японии, Эстонии, Польши — стали поступать сведения, компрометирующие как Тухачевского, так и других видных военачальников.

«Имя Тухачевского легендировалось по многим делам КРО О ГНУ как заговорщика бонапартистского типа, и нет никакой уверенности в том, что наша же дезинформация, направленная в польскую или французскую разведку, не стала достоянием немецкой разведки, а теперь из немецких источников попадает обратно к нам. Существование нового заговора в СССР, в особенности в Красной армии, едва ли возможно».

Из показаний на допросе в 1939 г. бывшего сотрудника ИНО Кедрова.

«Эти материалы были доложены Артузову, а последний — Ягоде, причем Ягода, ознакомившись с ними, начал ругаться и заявил, что агент, давший их, является двойником и дал их нам по заданию германской разведки с целью дезинформации. Артузов также согласился с мнением Ягоды и приказал мне и Берману больше этим вопросом не заниматься. Несмотря на все это, Артузов 25 января 1937 г., т. е. незадолго до февральско-мартовского Пленума, рапортом сообщил Ежову об этой не заслуживающей доверия информации. На этом рапорте Ежов написал: «Надо учесть этот материал. Несомненно, в армии существ, троцкистск. организация…»».

Из показаний на допросе в 1938 году бывшего начальника 3-го отделения ИНО Штенбрюка.

Когда нужны были материалы, в строку шло любое «лыко». Контакты того же Тухачевского с представителями генеральных штабов западных стран были вполне оправданы, обусловлены служебной необходимостью. Хотя, не будем отрицать, что что-то и было… Не шпионаж, конечно, не измена Родине, но… Еще А.С. Пушкин писал: «…мы все глядим в Наполеоны», — и «красный маршал» исключением из общего списка не являлся…

Откуда же взялись «дела» — в уголовно-процессуальном смысле? И почему именно Тухачевскому суждено было стать их главным фигурантом?

Немалую роль, очевидно, сыграли здесь личные взаимоотношения «красного маршала» и генерального секретаря. Их давняя, не забывшаяся вражда, восходила еще к Гражданской войне, 1920 году Сталин был тогда членом РВС Юго-Западного фронта, Тухачевский командовал Западным, наступавшим на Варшаву. И так получилось, что 1-я конная армия, которую по приказу главного командования следовало передать с Юго-Западного фронта на Западный, застряла под Львовом… Когда же наши войска потерпели поражение, то остро встал вековечный русский вопрос — «кто виноват?»…

«Просьба т. Сталина освободить его от военной работы.

Освободить т. Сталина от должности члена РВСР.

Секретарь ЦК».

Протокол № 40 заседания Политбюро ЦК РКП (б) от 1 сентября 1920 года Судя по документу, виноватым оказался Сталин. Но он так не считал.

«Дело не в том, что Варшава не была взята 16 августа. Это дело маленькое. А дело в том, что Запфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК несомненно отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16 августа, повторяю, это дело маленькое. Но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 ООО пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания…»