Илья Мощанский - Стоять насмерть!

Вылететь на разведку сразу не удалось. Прифронтовой аэродром раскис от дождей, и с него не могли подниматься даже небольшие самолеты-разведчики типа Р-10.

Все в авиаполку с интересом относились к подобной разведке. А военного альпиниста авиаторы много расспрашивали о боях на перевалах, советовались по ряду вопросов, связанных с полетами в горах. Они давали высокую оценку действиям защитников перевалов на Главном Кавказском хребте.

Время шло, вылет задерживался, и Гусев волновался, поскольку Кельс с отрядом разведчиков, вероятно, уже достиг исходных рубежей, откуда должен был направиться к заслону 394-й стрелковой дивизии, который стоял в средней части ущелья реки Секен.

Но однажды в домике, где он (Гусев) жил вместе с членами экипажа «своего» самолета, перед рассветом появился связной из штаба.

— Над нами и в горах ни облачка, — с порога прокричал он. — Можно лететь!

Командир звена еще раз проверил маршрут полета, дал задание, и Гусев с летчиком Кудряшовым поспешили к самолету.

Чтобы не потерять скорости разбега по непросохшей части летного поля, Кудряшов несколько преждевременно оторвал машину от земли. Самолет начал было заваливаться на левое крыло. Но тут отчаянно взревел мотор, машина выровнялась и начала набирать высоту. А земля под ним стала напоминать карту.

С одной стороны, заняв половину горизонта, сверкало на солнце море. Линию горизонта скрывала летная дымка, такая же голубая, как море и небо. И они сливались в голубую бесконечность. С другой стороны четко обозначился причудливый контур горного хребта. Ледяные и фирновые грани его вершин отражали блики солнца.

По мере подъема самолета из-за хребта вставал ослепительно белый конус Эльбруса. Чем выше поднимался самолет, тем грандиознее становился снежный великан, доминировавший над всем хребтом, и Гусеву казалось, сколько ни поднимайся, все равно не сравняешься с его вершиной.

На высоте около 4500 метров самолет лег курсом на Эльбрус, и дальнейший полет продолжался уже с медленным набором высоты.

Гусев не надевал кислородную маску, надеялся, что прошел достаточную акклиматизацию в горах. Но подъем на самолете происходил быстро, не так, как при восхождении, поэтому самочувствие пилота-наблюдателя стало ухудшаться. Заболела голова, появилась слабость, участилось дыхание, ему не хотелось делать ни одного лишнего движения, даже перевернуть планшет, лежавший на коленях.

По совету летчика, с которым они переговаривались с помощью ларингофона, Гусев надел маску и сразу ожил.

Парашют очень стеснял движения и мешал Гусеву работать с картой. Еще на земле штурман рекомендовал ему отстегнуть его от лямок, отложить в сторону, а пристегнуться, когда понадобится. Но Гусев из осторожности отстегнул его только от одной лямки и повесил сбоку, рядом с сиденьем.

К вершине подлетели на высоте 5800 метров. Это было новое, но очередное «восхождение» Гусева на Эльбрус. Самолет, кружась, стал осторожно снижаться. От сильного мороза над Эльбрусом висела серебристая дымка. С восточной вершины длинным языком на юг сползало облако. По своему довоенному личному опыту Гусев знал, что такому явлению обычно сопутствуют сильные нисходящие потоки холодного воздуха. Так оно было и в этот раз.

На седловине под западной вершиной виднелся домик. Возле него, как показалось экипажу, пыталась укрыться в камнях группа егерей. Р-10 обстрелял седловину из пулеметов.

Экипаж разведчика тщательно изучил склоны и нанес на карту расположение частей противника. Хорошо был виден домик метеорологической станции и трехэтажное здание «Приюта Одиннадцати». Там, в скалах, просматривались укрытия и огневые точки. И у зданий на склонах виднелись группы лыжников. На перевале Хотю-Тау и на подступах к нему царило оживление: от блиндажа к блиндажу перебегали егеря, по тропам двигались караваны.

В Баксанском ущелье никакого движения заметить не удалось. Рядом дислоцировались только советские части. Их расположение было видно немцам со склонов Эльбруса, и те систематически подвергали наших бойцов артиллерийскому обстрелу.

Был сделан заход на Эльбрус со стороны Баксанского ущелья, от вершины Ушба, чтобы оказаться от егерей против солнца. Предварительно днем был дан сигнал нашим частям — выпустили в сторону перевала условленную красную ракету.

Пошли к Эльбрусу, держа курс на «Приют Одиннадцати». Высота 4800 метров — это как раз тот уровень, на котором расположен «Приют Одиннадцати». Громада Эльбруса стремительно надвигалась на самолет. Летчику показалось, что Р-10 слишком приблизился к снежным склонам.

— Отворачивать? Отворачивать?.. — спрашивал летчик в ларингофон.

Гусев, как умел, помогал ему ориентироваться.

При подходе к Эльбрусу Р-10 стало бросать из стороны в сторону, будто рядом рвались зенитные снаряды. Потом самолет бросило вниз, и он стал стремительно падать. Одна, две, три, пять секунд. Гусев невольно потянулся к ручке, чтобы открыть крышку кабины и приготовиться к прыжку. Но куда прыгать? В трещины, на скалы, к егерям? Да и летчик молчал — значит, рано.

Стремительно несся самолет к земле, пока не вырвался из объятий нисходящего потока холодного воздуха, в который Р-10 попал, близко подлетев к вершине. «Приют Одиннадцати» был совсем рядом. Внизу строчил зенитный пулемет и бегали среди скал люди. Летчик полоснул длинной очередью из пулеметов по егерям, скалам и зданию, а когда развернулся, Гусев продолжал стрелять из второго пулемета, пока скалы и здание не закрыло хвостовое оперение крылатой машины.

Чтобы скрыться от сильного ответного огня, Кудряшов повел самолет к западному плечу Эльбруса. Проплыла заснеженная стена вершины Кюкюртлю, и самолет нырнул в ущелье Уллу-Кам. Здесь экипаж был уже недосягаем с Эльбруса и с перевала Хотю-Тау.

Таким образом, экипаж произвел разведку вдоль ущельев Уллу-Кам и Морды. Разогнав в их верховьях небольшую группу егерей, Р-10 затем перевалил через Главный хребет и, снижаясь, пошел к синеющему на западе морю.

Разведчики вернулись из первого разведывательного полета обогащенные важными данными о расположении сил противника. Полет произвел на Гусева очень сильное впечатление. Впервые он летал так низко над горами, хорошо знакомыми по наземным походам. Карта боевых действий района разведки, отлично знакомая ему, тогда, после полета, как бы ожила. Гусев представил себе в полном объеме боевые действия, которые велись во всех ущельях и на всех перевалах. Он хорошо понял те трудности, с которыми столкнулись в период боевых полетов над горами наши летчики — разведчики, штурмовики, бомбардировщики. Тогда-то Гусев впервые подумал, что хорошо было бы прочитать авиаторам несколько лекций об особенностях ориентировки в горах с воздуха, о специфике природы гор, обо всем том, что полезно знать летчикам и штурманам, выполняющим боевые полеты в горах.