А. Федорович - Генерал В.0. Каппель

Утомленный нервным порывом Каппель опустился на стул. Вырыпаев, поклонившись, направился к дверям. Но едва он взялся за дверную ручку, как снова услышал голос генерала и повернулся к нему.

— «Василий Осипович, постой. Ты знаешь мои убеждения — без монархии России не быть. Так думаешь и ты. Но сейчас об этом с ними говорить нельзя. Они отравлены ядом ложной злобы к прошлому и говорить об этом с ними — значит только вредить идее монархии. Вот потом, позднее, когда этот туман из их душ и голов исчезнет — тогда мы это скажем, да нет не скажем, а сделаем, и они первые будут кричать «ура»будущему царю и плакать при царском гимне… Вот все. Вечером встретимся — можешь идти».

Вечером, к семи часам, когда в штаб корпуса собрались офицеры, все высказанные, отрывистые мысли были систематизированы и точно и ясно выражены в готовом написанном приказе.

— «В одиннадцать часов я еду в Екатеринбург за пополнением. Вернусь дня через три-четыре. За это время вы обязаны объяснить положение вашим солдатам и внушить им. что они тоже должны проводить в отношении бывших красноармейцев такую же линию. В приказе этого не сказано, но эту свою волю я передаю вам на словах», закончил Каппель это собрание.

В темноте зимнего вечера расходились офицеры но своим частям, и каждый ясно и отчетливо понимал, что иного выхода ист. и Каппель еще больше вырос в их глазах.

А через два часа после совещания в штабе, паровоз, в темноте зимней ночи рассыпая искры, нес два вагона Каппеля в Екатеринбург.

В больших казармах на окраине Екатеринбурга было собрано больше тысячи пленных красноармейцев, выразивших желание служить в Белой Армии. Сегодня утром им было объявлено, что в этот день приедет их будущий начальник для приема их в свои части. Фамилия его названа не была. По двору казармы, на всякий случай, прохаживались с винтовками два часовых из местных белых частей. Такой же караул виднелся и у внешней стороны ворот. Разговаривать с пленными им было запрещено, но один из них на назойливые приставания бывших красноармейцев назвал им фамилию начальника — «Генерал Каппель». Узнавшие про это молодые парни хлопнули себя по бедрам и пулей влетели в казарму. «Товарищи, то бишь, братцы — Каппель будет у нас, к нему нас определили».

Это имя, известное в то время всем, всколыхнуло всю казарму и наполнило радостным гулом: служить под начальством легендарного генерала было лестно, а один красноармеец, покрывая общий шум, завопил истошным голосом: «Братцы, так ён меня под Васильевкой из плена отпустил, пальцем не тронул».

Треща и фыркая, старый автомобиль подвез Каппеля к воротам казарменного двора. Подтянутый, стройный, красивый генерал быстро вышел из машины. Сквозь открытые ворота, во дворе виднелась толпа его будущих солдат, но перед воротами стояло двое часовых и к нему, держа руку у головного убора, подошел с рапортом поручик, караульный начальник. Приняв рапорт Каппель, сурово сдвинув брови, обратился к нему с вопросом, к чему приставлен его караул.

— «К пленным красноармейцам, Ваше Превосходительство», ответил в простоте душевной недогадливый поручик.

— «К пленным красноармейцам? Каким?» — еще строже спросил генерал.

— «К тем, которые во дворе и в казарме — вот к этим, Ваше Превосходительство», губил себя молодой офицер.

Каппель побледнел и страшными глазами впился в поручика.

— «К моим солдатам я не разрешал ставить караул никому. Я приказываю вам, поручик, немедленно снять своих часовых с их постов. Здесь сейчас начальник — я, и оскорблять моих солдат я не позволю никому. Поняли?». И, пройдя мимо окаменевшего поручика, быстро вошел во двор к замершей толпе, слышавшей весь этот разговор.

— «Здравствуйте, русские солдаты», приложив руку к папахе, звонким голосом на весь двор крикнул Каппель. Дикий рев, не знавшей уставного ответа толпы огласил двор. Каппель улыбнулся. Красноармейцы, сами понимающие нелепость своего ответа генералу, сконфуженно улыбались, переминаясь с ноги на ногу. — «Ничего, научитесь», произнес Каппель. — «Не в этом главное — важнее Москву взять — об этом и будет сейчас речь», добавил он, направляясь в казарму, куда, опережая его кинулись красноармейцы, и когда он вошел туда, чей-то страшный бас, уже совсем по уставному, рявкнул: — «Встать, смирно!»

И через три дня два эшелона с пополнениями для третьего корпуса двинулись из Екатеринбурга в Курган, а вместе с этим беспощадно и неуклонно приближались последние акты трагедии генерала Каппеля.

После прибытия эшелонов в Курган, третий корпус по тем временам стал численно большой боевой единицей. В корпус входили, как уже говорилось, Самарская пехотная дивизия, которой командовал ген. Имшенецкий, Симбирская пехотная дивизия — начальник ген. Сахаров Николай, Казанская пехотная дивизия — начальник полковник Перхуров (брат главы Ярославского восстания), кавалерийская бригада — генерал Нечаев и отдельная Волжская батарея — полковник Вырыпаев.

Но если в батарею было зачислено сравнительно мало вновь прибывших людей и они растворились в старом батарейном составе, то в пехоте и кавалерии явление было обратное: прибывшие пополнения поглотили старый волжский состав. Если принять во внимание, что среди вновь прибывших людей многие были в достаточной степени пропитаны во время службы в красной армии соответствующим направлением, то вполне понятно, что начальникам этих частей приходилось слишком много работать, чтобы перевоспитать их, согласно приказу Каппеля, а во многих случаях и проверить их лояльность. Это требовало, прежде всего, времени. Но рассчитывая, что на полное формирование корпуса, проверку прибывших людей, знакомство с ними и организацию сильной боевой единицы, будет дано достаточно времени, все старшие и младшие начальники, не жалея себя, принялись за работу. Так как бывшие красноармейцы, хоть и вкратце, но познакомились со строевой службой, находясь в рядах красной армии, то главное внимание было обращено на тщательную проверку облика прибывших и их перевоспитание.

Прошло три недели со времени прибытия пополнений. Каппель потерял представление о времени, о дне и ночи, о том, что когда-то нужно спать или обедать. Из полка в полк, из роты в роту, с утра до вечера, часто по ночам, — и если старые волжане знали его неуемную энергию по прежним походам, то теперь с удивлением смотрели на своего генерала, не понимая, как может человек выносить такой нечеловеческий труд.

В этот вечер Командир Корпуса вернулся в штаб к 10 часам вечера. Пройдя в кабинет, он устало опустился на стул и закурил папиросу. Потянувшись так, что затрещали суставы, он довольно улыбнулся. Результаты работы начинали постепенно выявляться — за три недели большего сделать было нельзя. Во всяком случае, корпус почти очищен от подозрительного элемента. И это было не так легко сделать — враг слишком хитер и среди добровольцев-красноармейцев оказались совсем не добровольцы.