Джек Лондон - Дочь снегов

То, что я вам рассказываю,--святая истина. И если вы встретите Билла Морана, то он вам подтвердит мои слова. Что же делает Дэйв Харни? Он берет мои шесть банок, замораживает их в своих формах для свечей и продает Биллу Морану за бутылку виски.

Когда смех немного затих раздался голос Харни: -- Все, что рассказывает Маккарти, верно. Но это только половина. Угадайте, Мэт, чем это кончилось? Мэт покачал головой.

-- Так как у меня не было ни молока, ни сахара, то в три банки я подлил воды и сделал свечи, а потом целый месяц пил кофе с молоком.

-- На сей раз я вас прощаю, Дэйв,-- сказал Маккарти,-- и только потому, что я у вас в гостях и не хочу шокировать дам. Идите провожайте гостей, нам надо уходить.

-- Нет, нет, дамский угодник,-- сказал он, заметя, что Сент-Винсент подбирается к Фроне.--Сегодня она пойдет со своим приемным отцом.

Маккарти тихо рассмеялся и предложил Фроне руку. А Сент-Винсент под общий смех присоединился к миссис Мортимер и барону Курбертену.

-- Что это я слышал относительно вас и Винсента? -- прямо начал Мэт, как только они остались вместе.

Его сверлящие серые глаза так и впились в лицо Фроны, но она спокойно выдержала его взгляд.

-- Как я могу знать, что вы слышали? --отпарировала она.

-- Когда речь идет о мужчине и женщине, и когда женщина красива, а мужчина тоже не урод, и оба они не женаты, то может быть только один разговор. -- А именно?

-- Разговор о самом важном, что может быть в жизни.

-- Так о чем же? -- Фрона немного злилась и не хотела пойти ему навстречу.

-- О браке разумеется,--выпалил Мэт.--Говорят, что у вас к этому идет дело.

-- А о том, что к этому придет, ничего не говорят? -- Разве на это похоже?

-- Отнюдь нет! И вы достаточно пожили на свете, чтобы это знать. Мистер Сент-Винсент и я -- большие друзья, вот и все. А если бы даже было так, как вы говорите? Ну и что тогда?

-- Ладно,-- осторожно сказал Мэт.-- Говорят, что Винсент путается с одной городской девкой. Ее зовут Люсиль.

-- Что же это доказывает? Она ждала, а Маккарти наблюдал за ней. -- Я знаю Люсиль, и она нравится мне,-- продолжала Фрона, с вызывающим видом прерывая молчание.-- Ведь вы тоже ее знаете. Разве она вам не нравится?

Мэт хотел заговорить, откашлялся, но остановился. Наконец он выпалил в совершенном отчаянии: -- Знаете, Фрона, я готов вас выпороть. Она рассмеялась.

-- Не посмеете. Я больше не девчонка и не бегаю босиком по Дайе.

-- Не дразните меня,-- пригрозил он ей. -- И не думаю. Так вам не нравится Люсиль? -- А вам-то что? -- спросил он вызывающим тоном. -- Я тоже спрашиваю: "Вам-то что?" -- Ну, ладно. Тогда я вам скажу напрямик. Я старик и гожусь вам в отцы. Со стороны порядочного мужчины неприлично, дьявольски неприлично водить знакомство с молодой девушкой, когда он...

-- Спасибо,--- засмеялась она, делая реверанс. Потом прибавила с горечью: -- Были и другие... -- Кто именно? -- быстро спросил он. -- Ничего, ничего. Продолжайте. Итак, вы сказали... -- Что очень стыдно мужчине бывать у вас и в то же время путаться с такой женщиной, как она. -- Но почему же?

-- Якшаться с подонками, а потом приходить к чистой девушке! И вы еще спрашиваете, почему?

-- Но подождите, Мэт, подождите минутку. Допуская ваше предположение...

--- Я и понятия не имею о предположениях,--проворчал он.-- Факты налицо. Фрона закусила губу.

-- Все равно. Пусть будет по-вашему, но я тоже располагаю фактами. Когда вы в последний раз видели Люсиль?

-- А почему вас это интересует? -- подозрительно спросил он.

-- Неважно, почему. Выкладывайте факты. -- Пожалуйста. Вчера вечером, если вам так хочется знать.

-- И вы танцевали с ней?

-- Виргинский рил и парочку кадрилей. Я только эти танцы и люблю.

Фрона шла, делая вид, что сердится. Оба не говорили ни слова. Слышен был только скрип снега под их мокасинами.

-- Ну, так в чем же дело? -- спросил он беспокойно. --О, ни в чем,-ответила она.-- Я просто думаю, кто из нас хуже -- мистер Сент-Винсент, вы или я, с которой вы оба дружите.

Мэт не был искушен в светских премудростях. И хотя он чувствовал что-то не то в поведении Фроны, он не мог выразить это словами и потому попытался незаметно увильнуть от опасной темы.

-- Вы сердитесь на старого Мэта, а он только и думает о вашем благе и делает из-за вас тысячу глупостей,-- заискивающе сказал он. -- Я вовсе не сержусь. -- Нет, сердитесь.

-- Так вот же вам! -- Она быстро наклонилась и поцеловала его.-- Как я могу сердиться на вас, когда я помню Дайю!

-- Ах, Фрона, дорогая, как хорошо, что вы это говорите. Лучше топчите ногами, только не смейтесь надо мной. Я готов умереть за вас или быть повешенным, только бы вы были счастливы. Я способен убить человека, который причинит вам хоть малейшее огорчение. Я готов пойти за вас в ад с улыбкой на лице и с радостью в сердце.

Они остановились у дверей ее дома, и она благодарно пожала ему руку.

-- Я не сержусь, Мэт. За исключением моего отца вы единственный человек, которому я позволяю говорить со мной в таком тоне. И хотя я люблю вас теперь больше, чем когда-либо, я все же очень рассержусь, если вы еще упомянете об этом. Вы не имеете на это права. Это касается меня одной, и вы поступили нехорошо.

-- Что предупредил вас об опасности? -- Да, если хотите. Он глубоко вздохнул. -- Что вы хотите сказать? -- спросила она.

-- Что вы можете заткнуть мне рот, но не можете связать мне руки.

-- Но, Мэт, дорогой мой, вы не должны! Он пробормотал что-то невнятное.

-- Вы должны обещать мне, что не будете ни словом, ни делом вмешиваться в мою жизнь. -- Не обещаю. -- Но вы должны.

-- Нет. И, кроме того, становится холодно, и вы отморозите себе ваши маленькие розовые пальчики, помните, я вынимал из них занозы, когда вы жили у Дайи? Ну, марш домой. Фрона, девочка моя, спокойной ночи.

Мэт довел ее до порога и ушел. Дойдя до угла, он внезапно остановился и уставился на свою тень на снегу.

-- Мэт Маккарти, ты дурак, каких свет не рожал! Слыханное ли это дело, чтобы кто-нибудь из Уэлзов не знал, что ему нужно? Разве ты не знаешь эту породу упрямцев? Эх ты, несчастный нытик!

И он двинулся дальше, продолжая ворчать себе под нос. Каждый раз, как его воркотня доносилась до волкодава, бежавшего за ним по пятам, собака настораживалась и показывала клыки.

ГЛАВА XVII

-- Устала?

Джекоб Уэлз положил руки Фроне на плечи, и в глазах его отразилась вся любовь, которую не умел передать его скупой язык. Елка и шумное веселье, связанное с ней, были окончены. Приглашенные на праздник ребятишки вернулись домой, замерзшие и счастливые, последний гость ушел, и на смену сочельнику приходил первый день рождества.

Фрона радостно посмотрела на отца, и они уселись в широкие удобные кресла по обеим сторонам камина, где догорали дрова.

-- Что случится через год в этот самый день? --как бы обратился он к пылающему полену; оно ярко вспыхнуло и рассыпалось миллионами искр. Это было похоже на зловещее предзнаменование. -- Удивительно,--продолжал .он, отгоняя от себя мысль о будущем и стараясь не поддаваться дурному на строению. Эти последние месяцы, которые ты провела со мной, кажутся мне сплошным чудом. Ты ведь знаешь, со. времени твоего детства мы редко бывали вместе. Когда я думаю об этом серьезно, мне трудно представить, что ты действительно моя дочь, плоть от плоти моей. Пока ты была растрепанной маленькой дикаркой с Дайи, здоровым нормальным зверенышем и только, мне не требовалось большого воображения, чтобы видеть в тебе отпрыск Уэлзов. Но Фрону, женщину, какой ты была сегодня вечером, какой я вижу тебя с минуты твоего приезда,--это трудно... я не могу себе представить... я...---он запнулся и беспомощно развел руками.-- Я почти жалею, что дал тебе образование, а не оставил тебя при себе, чтобы ты сопровождала меня в моих путешествиях и приключениях, деля со мной все мои радости и неудачи. Тогда бы, сидя у камина, я узнал в тебе мою дочь. А теперь не узнаю. К тому, что было мне знакомо, прибавилось... не знаю, как это назвать... какая-то утонченность, сложность -- это твои любимые выражения,--нечто недоступное мне. Нет.--Движением руки он остановил ее. Она подошла ближе и, опустившись на колени, горячо сжала его руку.--Нет, совсем не так. Я не могу подобрать слова. Не нахожу их. Я не умею высказывать то, что чувствую, но попытаюсь еще раз. Несмотря ни на что, в тебе сохранилась печать нашей породы. Я знал, что ты можешь измениться, и шел на риск, отсылая тебя, но я верил, что в твоих жилах течет кровь Уэлзов. Я боялся и сомневался, пока ты была вдали от меня; ждал, молился без слов и начинал терять надежду. А затем наступил день, великий день! Когда мне сказали, что твоя лодка уже близко, я увидел около себя с одной стороны смерть, а с другой -- вечную жизнь... Либо пан, либо пропал. Эти слова звучали в моей голове, доводя меня до безумия. Сохранилась ли в ней порода Уэлзов? Течет ли еще в ней наша кровь? Увижу ли я молодой росток прямым и высоком, полным жизненных сил? Или же он опустился, вялый и безжизненный, погубленный зноем другого мира, непохожего на простой, естественный мирок Дайи?