Андрей Пржездомский - Секретные бункеры Кёнигсберга

По приезду на командный пункт округа, размещавшийся в доме лесника, что в полукилометре к югу от Модиттена [210] Ныне — поселок Александра Космодемьянского. , Ляш принял доклад полковника фон Зюскинд-Швенди, который сообщил, что, по данным разведки, части Красной Армии наступают по всему фронту, огибая Кёнигсберг с севера и юга, и достигли к семнадцати ноль-ноль линии Трутенау — Мандельн — Крауссен — Людвигсвальде [211] Современные названия этих населенных пунктов, кроме Мандельна, которого просто не существует, соответственно: Медведевка — Борисово — Лесное. .

Ляш понимал, что если не удастся провести перегруппировку наличных сил, то противник уже к исходу следующего дня может ворваться в город. Об этом же говорил и начальник штаба. У полковника были свои предложения на этот счет, и он проработал их уже с начальниками отделов Iа и Iс [212] По принятой в гитлеровской армии терминологии индексом Iа обозначался оперативный, а индексом Iс — разведывательный отделы штаба войскового соединения. майором Кохом и полковником Нотцни фон Гожински. Ляш было хотел сразу перейти к обсуждению необходимых мер, но Зюскинд-Швенди торопливо доложил, что уже несколько раз звонил гаулейтер и интересовался, где генерал, и просил срочно связаться с ним. Имение Коха было совсем рядом, и Ляш, прихватив с собой оперативную карту в планшете, отправился на доклад к «имперскому комиссару обороны».

На переезде машина простояла минут двадцать, пока мимо не проследовал на медленном ходу состав из пассажирских вагонов, подножки которых были буквально облеплены беженцами. Они стояли у многочисленных дверей, судорожно вцепившись в поручни, держась за выступы открытых окон. Наиболее решительные взгромоздились на крыши вагонов, другие — сгрудились, балансируя на сцепках… Маневровый паровоз, испуская клубы дыма и пара, подавал протяжные и хриплые гудки. На фоне заснеженных полей и голых кустов этот поезд, состоящий из ярко-зеленых вагонов рейхсбана, казался призрачным видением, неизвестно откуда появившимся и неизвестно куда исчезнувшим. От переезда до имения было около километра.

Машина генерала обогнала колонну из четырех автофургонов, во главе которой ехал бронетранспортер, а позади — грузовик с солдатами. Машины шли тяжело, надрывно ревели дизельные моторы. По-видимому, ящики из свежевыструганных досок, торчащие из-под брезента в кузовах автомобилей, были тяжелыми. «Похоже, гаулейтер что-то свозит в свою резиденцию, да притом в спешном порядке», — отметил про себя Ляш.

Совещания у гаулейтера с предыдущего вечера стали проводиться в подземном бункере, примыкавшем к подвалу дома Коха. После того как части Красной Армии вышли на ближние подступы к Кёнигсбергу и начали массированный артобстрел города, постоянно находиться в доме было уже небезопасно.

Подвалы у дома Коха были как будто специально приспособлены для того, чтобы обустроиться там в случае необходимости: пять больших комнат с узкими зарешеченными окошками у потолка, кухня, душевая комната и ватерклозет, сверкающие керамической плиткой. Попасть в подвал можно было из дома или через небольшой тесный коридорчик с массивной железной дверью прямо с улицы, спустившись по ступенькам в небольшое углубление у фундамента дома. Из подвала длинный тоннель вел в бункер, расположенный к северу от дома. Построенный несколько месяцев назад во время мероприятий по реализации уже упомянутой мной Егер-программы, бункер был оснащен современными устройствами жизнеобеспечения: громадным водогрейным котлом фирмы «Шеффер & Валькер», системой приточной вентиляции и электрогенератором, обеспечивающим автономное функционирование всех устройств. В одном из помещений был оборудован узел связи, имеющий прямые телефонные каналы с гауляйтунгом НСДАП на Егерхофштрассе, зданием правительства на Миттельтрагхайм и комендантом города генерал-лейтенантом Шиттнигом. С помощью шифрованной связи Кох мог оперативно связаться с правительственными учреждениями и военным руководством рейха.

Эрих Кох ждал приезда генерала. В ярко освещенной комнате подземного бункера Ляш застал гаулейтера, его заместителя Гроссхерра, начальника полиции Восточной Пруссии группенфюрера СС Редисса, руководителя отдела СД в Кёнигсберге бригадефюрера Раша и крайслейтера Вагнера, которые сидели за столом. Перед ними лежала оперативная карта с нанесенной на нее обстановкой. Кох без предисловий сообщил генералу, что сегодня днем у него состоялся телефонный разговор с фюрером, который интересовался личностью Ляша, его способностями военачальника, его моральным духом и преданностью идеям национал-социализма, а главное — решимостью сражаться до последнего солдата. Делая упор на такие качества генерала как инициативность и изрядный боевой опыт, Гитлер предложил назначить его комендантом «крепости Кёнигсберг» и возложить на Ляша всю полноту военной власти в городе и ответственность за боевые действия на данном участке фронта. Кох испытующе посмотрел на генерала. «Эти „золотые фазаны“ теперь готовы все взвалить на военных и не скупятся на назначения», — с раздражением подумал Ляш, но гаулейтеру ответил о своем согласии занять этот пост и готовности исполнить долг «перед родиной и фюрером».

Началось детальное обсуждение сложившейся обстановки. С вступлением Ляша в должность коменданта крепости, в его полное подчинение передавались все части, дислоцированные в городе или непосредственной близости к нему: 1, 61, 69 и 367-я пехотные дивизии, 548-я и 561-я дивизии фольксгренадеров, 5-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Липперта, саперные крепостные части полковника Бургера, отдельные пехотные, саперные, зенитные, разведывательные и танковые подразделения, в частности, 505-й батальон тяжелых танков «тигров».

Однако в Кёнигсберге находилось кроме того восемь батальонов фольксштурма и несколько команд Имперского трудового фронта, насчитывающих в общей сложности свыше десяти тысяч человек, — шестнадцатилетних юнцов и стариков, многим из которых перевалило за семьдесят. Эти части подчинялись политическому руководству обороной города в лице заместителя гаулейтера Гроссхерра и крайслейтера Вагнера, которые определяли оптимальные формы оперативного использования «желудочных батальонов» [213] Так в конце войны в гитлеровской Германии в обиходе называли части фольксштурма — народного ополчения. . Для Ляша было необходимым добиться от Коха подчинения ему этих частей, хотя он прекрасно понимал, что в военном отношении они не представляли реальной силы, так как были очень плохо вооружены и наспех обучены. Достаточно сказать, что на шестьсот солдат третьего батальона приходилось лишь около ста винтовок различных образцов, а фаустпатронов хватало менее чем на половину солдат. Но когда Ляш заикнулся о передаче частей фольксштурма в его подчинение, Кох зло спросил: «А кто сдержит ваших солдат, когда они оставят свои позиции под напором красных и хлынут в город?»