Ричард Эванс - Третий рейх. Зарождение империи. 1920–1933

Глядя на Европу и остальной мир, рейхсканцлеры, приходившие на этот пост после Бисмарка, приходили к выводу, что Германия — второсортная страна по сравнению с Британией и Францией, которые были морскими державами с имперскими владениями по всему земному шару. Германия пришла на эту сцену последней, и ей приходилось довольствоваться крохами с разделочного стола европейских колониальных государств, которые стартовали намного раньше. Танганьика, Намибия, Того, Камерун, Новая Гвинея, различные острова в Тихом океане и китайский открытый порт Цзяочжоу — это практически все колониальные территории Германии к началу Первой мировой войны. Бисмарк считал их малозначительными и дал свое согласие на их присоединение с большой неохотой. Но его последователи считали по-другому. Престиж и положение Германии в мире требовали «места под солнцем», как сказал Бернгард фон Бюлов, министр иностранных дел в конце 1890-х и затем рейхсканцлер до 1909 г. Началом послужило создание большого военного флота, долгосрочной задачей которого было получение уступок со стороны Британии, самой могущественной морской империи, за счет угрозы или даже полного или частичного уничтожения главных сил военно-морского флота Британии в титаническом противостоянии на Северном море [74] Volker R. Berghahn, Der Tirpitz — Plan: Genesis und Verfall einer innenpolitischen Krisenstrategie unter Wilhelm II. (Düsseldorf, 1971). .

Эти растущие амбициозные мечты о мировом господстве в целом выразил сам кайзер Вильгельм II, напыщенный, самовлюбленный и крайне болтливый человек, который не упускал возможности выразить свое презрение к демократии и гражданским правам, пренебрежение мнением других и свою веру в величие Германии. Кайзер, как и многие его почитатели, вырос после объединения Германии. Он имел слабое представление о тернистом и сложном пути, который прошел Бисмарк, чтобы добиться объединения в 1871 г. Подобно прусским историкам тех дней, он считал, что весь этот процесс был исторически предрешен. Он ничего не знал о тех опасениях за будущее Германии, которые заставили Бисмарка вести такую осторожную внешнюю политику в 1870–80-е гг. Общеизвестно, что характер кайзера был крайне переменчивым, а сам он был слишком непостоянным, чтобы оказывать какое-либо последовательное влияние на государственные события, и слишком часто оказывалось так, что его министры занимались исправлением последствий его действий, а не реализацией его желаний. Его регулярные заявления о том, что он был великим лидером, в котором нуждалась Германия, лишь обращали внимание на его ущербность в этом отношении и также играли свою роль в распространении ностальгического мифа о решительности и хитрости Бисмарка. Многие немцы пришли к тому, что начали противопоставлять безжалостное, аморальное государственное управление при Бисмарке, когда цель оправдывала средства, а чиновники могли говорить одно, делая или собираясь делать при этом другое, и импульсивную, напыщенную и необдуманную бестактность Вильгельма [75] Взвешенная оценка личности кайзера и его влияния есть в работе Christopher Clark, Kaiser Wilhelm II (London, 2000). .

Если отвлечься от личностей, то можно увидеть, что все эти качества созданной Бисмарком Германии в большей или меньшей степени были присущи и другим странам. В Италии пример Гарибальди, харизматического лидера народных сил, которые позволили объединить страну в 1859 г., послужил образцом для диктатора Муссолини. В Испании над армией точно так же отсутствовал политический контроль, как и в Германии, а в Италии, как и в Германии, армия была подотчетна монарху, а не закону. В Австро-Венгрии государственные службы обладали такой же властью, как и парламентские институты, которые были даже более ограничены в своих возможностях. Во Франции свирепствовал конфликт между церковью и государством, который совсем немного отличался от немецкой «борьбы за культуру» по своей идеологической жестокости. В России во внутренней политике и в отношениях с ближайшими соседями использовалось понятие, эквивалентное рейху [76] Geoffrey Hosking, Russia: People and Empire 1552–1917 (London, 1997). . Царистский режим в России подвергал социалистов еще большим репрессиям, чем аналогичный режим в Германии, и ни на йоту не уступал немецким властям в своем стремлении ассимилировать поляков, миллионы которых находились под его влиянием. Либерализм, независимо от того, как его определять, к 1914 г. занимал слабые позиции во всех ведущих странах Восточной и Центральной Европы, а не только в Германском рейхе. Политическая сцена была более раздроблена в Италии, чем в Германии, а убеждение в том, что война оправдана для достижения политических целей, и в частности для создания империи, было общим для многих европейских стран, что с такой ужасающей ясностью продемонстрировало начало Первой мировой войны в августе 1914 г. По всему континенту растущие демократические силы угрожали гегемонии консервативных элит. Конец XIX и начало XX веков стало эпохой национализма не только в Германии, но и везде в Европе, и во многих странах также происходила «национализация масс» [77] George L. Mosse, The Nationalization of the Masses: Political Symbolism and Mass Movements in Germany from the Napoleonic Wars through the Third Reich (New York, 1975). .

Вместе с тем, ни в одной европейской стране все эти факторы не заявляли о себе одновременно и с такой силой, как в Германии. Более того, Германия не была похожа на любую другую европейскую страну. В исторической литературе много сказано о разных аспектах предполагаемой отсталости Германии в то время, предполагаемом дефиците гражданских ценностей в этой стране, ее якобы устарелой социальной структуре, малодушном среднем классе и новофеодальной аристократии. Но большинство современников так не считали. Непосредственно перед началом Первой мировой войны Германия была самой богатой и могущественной страной в Европе с самой развитой экономикой. В последние мирные годы Германия производила две трети всей стали и половину всего каменного и бурого угля в континентальной Европе, а также на 20 % больше электроэнергии, чем Британия, Франция и Италия, вместе взятые [78] Alan Milward, Samuel B. Saul, The Development of the Economies of Continental Europe 1850–1914 (London, 1977), 19–20. . К 1914 г. в Германии с ее населением около 67 млн человек было намного больше человеческих ресурсов, чем в любой другой континентальной европейской стране за исключением России. Для сравнения: население Великобритании, Франции и Австро-Венгрии в то время составляло от 40 до 50 млн человек. Германия была мировым лидером в большинстве современных отраслей, таких как химия, фармацевтика и электроэнергетика. В сельском хозяйстве повсеместное использование искусственных удобрений и сельхозтехники значительно повысило эффективность использования земель на севере и востоке к концу 1914 г., когда Германия, например, стала выращивать треть всего картофеля в мире. Уровень жизни стремительно повысился с начала века, если не раньше. Продукты знаменитых немецких промышленных компаний, таких как Krupp и Thyssen, Siemens и AEG, Hoechst и BASF, получили широкое признание по всему миру за свое качество [79] См.: Hubert Kiesewetter, Industrielle Revolution in Deutschland 1815–1914 (Frankfurt am Main, 1989). .