Эльга Лындина - Олег Меньшиков

Умерщвление человеческого начала сближает Калигулу с нашим бесчеловечным временем. Способность перешагнуть, сознательно и нацеленно, через незыблемые нравственные нормы стало драматическим принципом сегодняшних хозяев жизни конца XX века. От случайных проступков до чудовищных злодеяний.

Не клоню к тому, что история римлянина Гая Цезаря зовет или звала к покаянию современников Олега Меньшикова. Не стоит упрощать. Спектакль Петра Фоменко и игра исполнителя главной роли с предельной полнотой обнажали корни извечной вседозволенности, охватывающей человека, заражающей все его представления, искажающей его поступки, ведущей к смерти духовной, после чего смерть физическая кажется даже счастливым исходом.

Такова смерть Калигулы - мрачно-ироничная. В ней нет суда, осуждения или примирения с миром и самим собой. Его смерть лишена ощущения прощания с жизнью, потому что жизнь уже давно иссякла для него.

Но Калигула жаден к жизни!

Для Камю очень существенны в пьесе взаимоотношения Калигулы и его любовницы Цезонии. Смерть Друзиллы - смерть первого юношеского чувства. Она заставляет Калигулу впервые ощутить свое бессилие перед верховной волей и толкает к поединку с ней. Цезония появляется позже - зрелая матрона, умная, сильная, любящая императора почти материнской любовью.

Более того, она (по Камю) видит в Калигуле праведника. С одной стороны, это бред, истинно женское заблуждение относительно любимого мужчины. А с другой, быть может, великая женская мудрость, неподвластная холодному анализу.

Из книги Светония "Жизнь двенадцати цезарей":

"Цезонию, не отличавшуюся ни красотой, ни молодостью и уже родившую от другого мужа трех дочерей, он (Калигула.- Э. Л.) любил жарче всего и дольше всего за ее сладострастие и расточительность: зачастую он выводил ее к войскам рядом с собою, верхом, с легким щитом, в плаще и шлеме, а друзьям даже показывал ее голой. Именем супруги он удостоил ее не раньше, чем она от него родила, и в один и тот же день объявил себя ее мужем и отцом ее ребенка. Ребенка этого, Юлию Друзиллу, он пронес по храмам всех богинь и, наконец, возложил на лоно Минервы божеству растить ее и вскармливать"25.

Беспристрастный и временами суровый свидетель Гай Светоний Транквилл подчеркивает, что именно немолодая, некрасивая Цезония (она погибла вместе с Калигулой, зарубленная центурионами сразу после убийства императора) вызывала у Гая Цезаря чувства, какие он ни к кому другому из близких ему людей не испытывал. Очевидно, Камю опирался на это, создавая портрет той, которая умеет любить невзирая ни на что. В ее глазах Калигула поднят на такую вершину, где Цезония находит ему оправдание, что бы он ни совершил. Быть может, только она - единственная! - проникает за пределы видимого, конкретного, добираясь до тайного обоснования поступков императора, до движущих им стимулов. Поэтому он может признаваться Цезонии в том, о чем больше никому на свете не скажет. Поэтому он добр с ней, по крайней мере, она так считает. Он дает ее сердцу силы, с которыми невозможно спорить. Цезония существует в том эмоциональном пространстве, когда человек недоступен для элементарной, наглядной логики. К тому же, подсказывает Камю, бог Цезонии - Тело.

В постоянном сражении, которое ведет император, Цезония его безусловный сторонник. При этом она позволяет себе оппонировать Калигуле, главным образом потому, что не хочет умножения зла, потому что знает: человеку с богами не справиться. Цезония не то чтобы спорит, она пытается остановить возлюбленного, хотя понимает, что остановить его невозможно. Постепенно она осознает и то, что ее судьба, в сущности, уже предопределена, коль скоро решение в руках Гая Цезаря. Смерть Цезонии от руки Калигулы неизбежна: он должен оборвать эту последнюю живую, реальную связь с жизнью. Убивая Цезонию, Калигула сам тоже уже мертв.

Поначалу роль Цезонии Петр Фоменко отдал Маргарите Тереховой, актрисе трагических красок, не раз игравшей в кино и на сцене любовь, не управляемую и не находящую согласия с собою в душе женщины. Это бросало героинь Тереховой на край безумия и приводило к гибели.

Вероятно, именно Маргарите Тереховой было дано по-настоящему передать последнее, возможно, самое сильное чувство уже немало прожившей Цезонии. Ее любовь к тому, кто для нее еще и любимое дитя, безумное, больное, и только она может его утешить и отчасти усмирить, дав хотя бы короткое забвение.

Такая Цезония - сильная, опытная, мудрая - могла бы встать вровень с героем, оказавшись достойной партнершей Олега Меньшикова, каких он редко встречал на своем пути... Однако что-то не сладилось. В начале репетиционного периода Терехова ушла с роли. Ее заменила молодая актриса Маргарита Шубина, нашедшая одну-единственную краску, играя Цезонию,откровенный секс. Тяжело дыша и широко раскрывая глаза, актриса таким образом имитировала роковую страсть, как бы некое яростное сексуальное начало женщины. Однако имитация была так ощутима, очевидна, а палитра Шубиной так скудна, что сцены с Цезонией остались монополией Меньшикова. Калигула оставался в полном одиночестве и в отношениях с единственно любимой женщиной.

Гай Цезарь вообще играет на пустом поле. Хотя, с одной стороны, рядом его презренная свита, а с другой - тени ушедших в мир иной, среди них любимая Друзилла, остальные - жертвы, им погубленные. Чудовищно, но Гай Цезарь, чем дальше, тем больше, не видит разницы между живыми и мертвыми. Все это - равно нереальные персонажи его трагического сюжета. Переход из земной жизни в иную теряет для него смысл. Поэтому безобразный, обездушенный подлинный мир Калигула приравнивает к посмертной своей судьбе. Меньшиков впервые играет такое страшное существование вне жизни, когда от человека уходит и сиюминутное, и вечное.

В какой-то мере актер вернется к этому в картине "Утомленные солнцем" Никиты Михалкова, но это случится только через три года после "Калигулы". Пока же он проходит вместе с римлянином путь отчаяния и бездонного, необратимого крушения.

Его Калигула нисколько, ни разу не пытается хотя бы несколько утаить, скрыть свои планы, намереваясь уничтожить того или другого человека. Он полагает, что все они недостойны даже подобной игры в прятки, даже минимальной надежды или иллюзорной, короткой веры в спасение. Более того, Калигула с холодным любопытством наблюдает за их предсмертной агонией. В уголках губ Гая Цезаря постоянно возникает злая усмешка, она ощутима в его голосе, когда он едва ли не ласково, с нежностью объявляет свои приговоры. В эти минуты в нем нет ни тени явного гнева или величия властителя, произносящего страшный вердикт. Калигула занят своим греховным, палаческим занятием с убежденностью ученого-экспериментатора, исследующего поведение пауков и иной нечисти. Ничего другого на земле он пока не встречал...