Эльга Лындина - Олег Меньшиков

Кроме молодых, в "Горе от ума" играют мэтры: Игорь Охлупин из Театра имени Маяковского - Фамусов. Екатерина Васильева, звезда экрана,- Хлестова. Петербургский артист Сергей Мигицко, памятный в кино по роли Хлестакова в картине Леонида Гайдая "Инкогнито из Петербурга",- Репетилов.

И все же - что оказалось столь притягательно в старой пьесе? Чем всколыхнула она умы и сердца через сто восемьдесят лет после своего рождения? На что откликаются сегодняшние молодые зрители, которых в зале большинство?

Конечно, классика на то и классика, что в обрамлении ушедшей эпохи, в нарядах и убранствах далеких лет она отвечает на исконные стремления, тревоги, страсти и боли человеческого духа, сохраняя вечные величины. Творение Грибоедова - этой непреходящей ценности, конечно же. Странный русский гений Грибоедов прожил свой век непохожим на других. Написал пьесу, которую не только не увидел при жизни на сцене, но и не смог напечатать. Остался в памяти одиноким иронистом и скептиком, одареннейшим дипломатом, уехавшим в Тегеран на верную смерть после заключения договора, чрезвычайно выгодного для России. А может быть, вообще искавшим смерти, устав от нараставшего недоверия к миру и людям?

Конечно, личность автора так или иначе обычно проецировалась в постановках "Горя от ума". В первую очередь, разумеется, на главного героя. Проецировалась и судьба Петра Яковлевича Чаадаева, замечательного, таинственного философа первой половины XIX века, масона, бунтаря, объявленного сумасшедшим после публикации его "Письма". И Чацкого не случайно объявляют безумцем! Меньшиков не мог уйти ни от этих проекций, ни от сценической истории "Горя от ума", от постановок Мейерхольда с Гариным в главной роли, и Товстоногова, ставшей едва ли не культовой для поколения "шестидесятников". Он видел спектакль Малого театра, где восхищался игрой Царева - Фамусова.

Но предложил свой, абсолютно незаемный взгляд на пьесу. Взгляд из конца XX века, из России, мучительно пытающейся вернуться к любви, к вере...

От того, каким придет в спектакль Александр Андреевич Чацкий, зависит очень много. Едва ли не все или почти все. Зависит и от его дуэта с Софьей, по крайней мере для того, как замысливал постановку Олег Меньшиков. Как мне думается, во всяком случае. Потому что Чацкий в его спектакле очень молод. Практически человек, еще почти не соприкоснувшийся с жизнью реальной, многоликой, горестной. Когда-то было милое дитя, умное, живое - так казалось взрослым и недаром. Веселили старших его забавные колкости, его необычность в кругу ровесников, где он привык говорить все, что приходит ему в голову, хотя постепенно это начало раздражать. Уж больно дерзок был мальчик! А дерзости западают в память. Сам же Чацкий несколько упивался орелом смельчака-вольнолюбца на уровне домашнего в принципе общения. Как не оппонировать здесь мнению тех, кто сравнивал такого Чацкого с Костиком, который был по своему осознанию окружающего мира, происходящего с ним и другими, старше остальных, и намного...

Молодость Чацкого точно контрастирует с душевным состоянием остальных персонажей, от Софьи, Молчалина, Скалозуба, вроде бы почти ровесников Александра Андреевича, до Хлестовой и Фамусова. Все они застыли в каком-то каменно-вневозрастном самоощущении. В эту окаменелость врывается юноша. Тот, кому помнится покинутая им три года назад Москва довольно смутно, скорее, как объект его насмешек, нежели как довольно тоскливая действительность, от которой он всегда бежал. Помнится и то, что его язвительные выпады охотно разделяла подруга Софья.

В сценографии Павла Каплевича слышится дыхание петербургского (никак не московского) ампира. Я не склонна видеть в куполообразном, расписанном своде, вздымающемся в доме Павла Афанасьевича Фамусова, некие космические выси, как об этом писалось. На мой взгляд, это простор, декорированный в духе устремлений юного героя спектакля, оттого появилась не очень понятная роскошь в доме не столь уж знатного лица, как Фамусов, "управляющего в казенном месте". Этот дом несет память о веке Екатерины, любезном сердцу Фамусова. О времени, застывшем - так же, как и течение жизни всех, кроме Чацкого. Горничная Лиза может сколько угодно переводить стрелки часов в этом доме - вперед, назад, от этого ничего не изменится в жизни Павла Афанасьевича, Софьи Павловны, их родни, друзей. В эту мирную, заросшую ряской заводь бросается очертя голову Чацкий, не сняв дорожного пальто и теплых сапог-валенок, ему невтерпеж ждать... Он появляется здесь рано поутру. Вопреки этикету. Не заехав в собственный дом: так не терпится ему поскорее увидеть ту Софью, какую оставил здесь, которую, в общем, придумал... Он и позже будет все время что-то нарушать, взрывать, ни на минуту не осознавая, что думают об этом другие. Они - словно тени, хоровод вокруг него и Софьи. Но тени постепенно будут обретать материальность.

Радостный, он налетает на Софью и Лизу, только что его вспоминавших. Уже отыграны первые сцены, уже миновал час сладостного прощания Софьи с Молчалиным, прошел первый испуг после встречи Молчалина с его начальством, с Фамусовым, насторожившимся и задумавшимся по поводу столь ранних прогулок его секретаря близ спальни дочери. Игорь Охлупин мягок и жесток одновременно. Он типичный московский барин средней руки, не из самых именитых, хотя "fаmе" в его фамилии от латинского "слава". Видимо, от славы прошедшей, славы далеких предков. Он вообще очень средний человек, в отличие от того же царевского Фамусова, сыгранного с ощущением своей власти, силы, способности стереть в порошок всякого, кто станет на его пути. У Охлупина сила Павла Афанасьевича - в хитрости, осторожности, умении смолчать - многому он научился от дядюшки, того, который так ловко и забавно падал на радость сильным мира сего. Он знает, что достиг своего максимума в карьере, в статусе своем, и крепко за это держится. Неглуп в житейских делах. В меру циничен. А главное, убежден, что живет совершенно правильно и никакой другой жизни для него и для его близких быть не может. В чем, кстати, прав. У режиссера Меньшикова мир Фамусова идеально соответствует тому, каким бы его фамусовские ближние хотели видеть. Разве что не против разбогатеть. Но без особых амбиций. Все они устойчивы в той жизни, в какую пришли, своей устойчивостью дорожат. Охлупин концентрирует эту устремленность к покою и незыблемости.

Менее выразителен красивый, рослый, длинноволосый Молчалин (Алексей Завьялов), но, быть может, именно его невыразительность, стертость при прекрасных внешних данных, его навязчивая банальность заставляют поверить, что этот человек умеет отлично мимикрировать, становиться незаметным там, где это необходимо, и вдруг заявлять о себе, коли того потребует его цель-карьера. Карьера во что бы то ни стало.