Сергей Нечаев - Торквемада

Получив то, что требовалось, Филипп де Барберис на прощание посоветовал королевской чете создать новую активную инквизицию и в их королевстве, доказывая, что ее деятельность сможет лишь послужить укреплению их власти. Особенно он давил на Фердинанда, прекрасно понимая, что уговорить его на подобное гораздо проще, чем более мягкую и совестливую по натуре Изабеллу.

Хуан Антонио Льоренте по этому поводу пишет: «Барберис из рвения к интересам папы и в качестве должностного лица инквизиции постарался убедить короля, что христианская религия извлечет большие выгоды из святого трибунала благодаря страху, который внушали ее судебные приговоры».

Предложение Филиппа де Барбериса живо поддержал Альфонсо де Охеда, приор доминиканского монастыря в Севилье и неистовый защитник христианской веры, который потребовал учреждения инквизиции для борьбы с «новыми христианами», в первую очередь с евреями по происхождению. Всеобщее недовольство ими было очень велико.

— Эти иудеи, они повсюду! — говорил Альфонсо де Охеда. — Они заполонили Севилью, да и все города Кастилии. И денег у них больше, чем у всех остальных подданных Короны. При этом они притворяются добрыми христианами. Однако, выдавая себя за истинных католиков, они на самом деле продолжают справлять свои отвратительные ритуалы — разумеется, по ночам, когда их никто не видит.

Артюр Арну в своей «Истории инквизиции» по этому поводу пишет: «Народное недоброжелательство часто проявлялось по отношению к ним. Христиане, бывшие зачастую их должниками, поднимали восстания, благодаря которым они, с одной стороны, удовлетворяли свой фанатизм, а с другой — не опустошая своего кошелька, избавлялись от долгов с помощью еврейских погромов.

Эти зверства и постоянная угроза смерти, витавшая над головами евреев, принудили многих из них креститься. В короткий срок более ста тысяч семей, то есть примерно один миллион населения, пожелали креститься. Но такого рода насильственные обращения в христианство не могли быть искренними, и многие из вновь обращенных, — они получили название марранов, — в глубине души оставались верными закону Моисея и тайно продолжали следовать его велениям».

На это-то и особенно усердно указывал Альфонсо де Охеда.

За введение инквизиции горячо ратовал и папский нунций (от лат. nuntius — вестник, постоянный дипломатический представитель) Николо Франко, который очень надеялся на этом деле погреть себе руки.

Хуан Антонио Льоренте рассказывает: «Тогда начали распространять молву, что во многих местах королевства новохристиане вместе с некрещеными евреями издеваются над иконами Иисуса Христа и даже распинают христианских детей, чтобы представить страдания и смерть, которым был подвергнут Спаситель мира. Альфонсо де Охеда рассказал Фердинанду и Изабелле, что один рыцарь из семьи де Гусман, тайно спрятавшись в семье одного еврея, дочь которого он любил, видел там совершение этого преступления».

После разговора с Альфонсо де Охеда Изабелла и Фердинанд обратились к Торквемаде за советом.

— «Конверсос» живут в каждом городе Кастилии, — сказала Изабелла. — Многие из них состоят у меня на службе, и мне приятно то, что они стали добрыми христианами. Мне бы хотелось, чтобы и все остальные мои подданные последовали их примеру.

— Большинство «конверсос», — ответил ей Торквемада, — лишь изображают добрых христиан, а на самом деле они по-прежнему тайно исповедуют иудаизм.

— Такое положение дел меня не устраивает, брат Томас, — нахмурилась Изабелла.

— Ваше величество, не следует ли мне заключить из этого, что вам будет угодно положить конец этому безобразию?

Изабелла задумчиво кивнула.

— А у вас, брат Томас, есть какое-то конкретное предложение? — спросила она.

— Некоторое время назад в Кастилии работала инквизиция, и теперь было бы уместно вновь учредить эту организацию.

Изабелла посмотрела на Фердинанда. Его глаза блестели, и она догадывалась почему. В Арагоне инквизиторы не прекращали свою работу. Вероятно, в эту минуту Фердинанд думал о деньгах. При мысли о них он всегда оживлялся.

— Я подумаю об этом, — сказала Изабелла.

— Полагаю, возрождение священного трибунала инквизиции в Кастилии — это дело первостепенной важности, — заявил Фердинанд. — Соответствующее решение нужно принять как можно скорее.

Торквемада сосредоточил внимание на Фердинанде, в котором он сразу увидел своего союзника, и начал говорить о совершаемых иудеями ритуальных убийствах.

Выслушав, Фердинанд воскликнул:

— Это же чудовищное злодейство! Расследование по всем этим делам нужно начать немедленно…

— Но нам потребуются неоспоримые улики против этих людей, — спокойно сказала Изабелла. — Иначе мы не сможем вынести им какое-либо обвинение.

Фердинанд резко повернулся к ней, и Изабелла вновь отметила блеск в его глазах, на сей раз — совсем недобрый, почти фанатичный. Она нежно улыбнулась ему:

— Мне кажется, король полностью согласен со мной. Не правда ли, дорогой Фердинанд?

— Расследование для того и начинают, чтобы доказать вину подозреваемого, — дрожащим от гнева голосом произнес Фердинанд.

— Вот об этом нам и предстоит серьезно подумать…

Совершенно очевидно, что Фердинанд был весьма расположен немедленно начать в приобретенных им владениях репрессии против «новых христиан». По словам Хуана Антонио Льоренте, инквизиция, о которой шла речь, «ему предоставляла легкую возможность увеличить свои сокровища посредством конфискации громадных богатств, принадлежащих евреям, и тем самым получить преимущество перед другими королями». Короче говоря, он не просто не возражал, он был обеими руками за учреждение новой инквизиции. Единственным препятствием, которое ему надо было как-то преодолеть, было сомнение его супруги относительно того, что предполагалось создать в ее родной Кастилии.

Изабелла, как утверждает Хуан Антонио Льоренте, «не могла одобрить то средство, которое открыто претило мягкости ее характера». Пришлось, как обычно, обращаться к своему духовнику, мнению которого она бесконечно доверяла. Как пишет Жозеф Лавалле в своей «Истории инквизиций Италии, Испании и Португалии», «Изабелла с детства была очарована Торквемадой и слепо следовала его зловещим советам». И Торквемада быстро дал ей понять, что «при сложившихся обстоятельствах мера эта была для нее религиозным долгом». Ее духовник прекрасно знал, как воздействовать на эту молодую женщину, которой в апреле 1477 года исполнилось лишь 26 лет, ведь он еще задолго до окончания борьбы за престол вынудил Изабеллу пообещать, что, как только она станет королевой, она посвятит себя «искоренению ереси во славу Божию и для преуспеяния католической веры».