Соколов - Загробный мир по древнерусским представлениям

Роль благодетельного предка для жизни древнерусского человека предполагает и место его пребывания. Оно обязательно должно быть там, где место арены его деятельности, т. е. на земле, что особенно ярко выразилось в веровании в домового.

Домовой — это теперь своенравный дедушка. Он представляется в образе старика волосатого, седого и имеющего низкий рост. Так, малорусы представляют себе домового маленьким карликом с длинной седой бородой [148, 171]. В Вятской губ. рассказывают, что домовой показывается людям стариком ростом с пятилетнего ребенка, всегда в красной рубашке, опоясанной синим кушаком, лицо у него сморщенное, борода белая, волосы на голове желтовато-серые, а глаза словно огонь [207, 135]. В других губерниях домового знают как маленького старикашку, одетого в красную рубашку; у него седая длинная борода, волосы на голове склочены и застилают лицо, голос глухой и суровый; он любит браниться, употребляя в брани крепкие русские слова [1, 145; 26, 117]; тело домового все покрыто густой шерстью и мягким пушком; даже ладони и подошвы у него в волосах, только лицо около глаз и носа голое [12, 74].

Древность домового по письменным памятникам засвидетельствована только в XIV в., где он назван «проклятым бесом храможителем» [32, 560], но даже в современных чертах домового указывается, что его прошлое лежит в далекой языческой старине, когда у нашего предка существовал культ усопших. Уже само название домового: «дед», «дедушка», «дидь-ка», «дзед» наводит на мысль, что под ним разумеется душа усопшего, ибо в некоторых местах России названия: «дед», «дзеды», «деды» усвояются умершим [92, 122;219, 374–376]. Связь домового с умершими открывается и из следующего факта: в некоторых местах России до сего времени сохранился знаменательный обряд, по которому родственники умершего, принося ему яйца, масло, деньги, просят его хранить и оберегать их имущество. «Вот тебе, Семен (имя покойника), — говорят они, — на! Это принесла тебе Марфа (хозяйка), береги у нее скотину и хлеб, когда я буду жать, корми цыплят и гляди за домом [12, 76; 189, 84]. Здесь, как мы видим, на умершего возлагаются различные заботы о живых, заботы, относящиеся к благополучию семьи, а эти заботы обыкновенно у нас на Руси приписываются деду-домовому. Домовой у нас является охранителем и устроителем семейного очага. Он охраняет дом, не давая в нем являться злому существу, оберегает скотину, чистит ее по ночам, поит ее водой, дает корм, заплетает лошадям гривы, надзирает за птицею (особенно курами), огородами, амбарами, овинами, носит хозяину дома деньги, делает его нивы плодотворными [12, 67 -119; 59, 574], вообще несет те заботы, которые, как мы видели, возлагаются на души умерших.

Однако в домовом чувствуется не просто дух всякого умершего, а дух умершего родоначальника. На прямое отношение домового к духу умершего родоначальника указывают те черты, которые рисуют домо-врго как домовитого хозяина-патриарха.

Домовой — идеал хозяина. Никто лучше его не радеет о хозяйстве дома или двора, никто так не бережет хозяйское добро, как он: здесь он приберет к месту какую-либо вещь, там поправит что-нибудь или подметет двор. Собственно, настоящим обладателем дома, хозяином в нем является не живой владелец его, а дед-домовой, отчего домового называют хозяином, хозяюшком 4 . Хозяин дома не более как представитель домового. Существует убеждение, что домовой «словно вылит в хозяина дома». Он часто принимает вид умершего домохозяина [12, S3]. Эти-то характерные черты, приписываемые домовому, — черты праотца, положившего начало семейному очагу.

По народному представлению, в каждом доме — свой домовой. Только свой домовой бывает добр, только он заботится о благосостоянии дома, который принадлежит ему. Чужой же домовой всегда зол, он постоянно старается вредить человеку во всем, поэтому его боятся и произносят против него заклинания. Так, в одном заговоре испрашивается защита светлых духов «от черта страшнаго, от чужого домового» [163, 19]. Если мы припомним, что у предка господствовал родовой быт, когда каждый род жил обособленно от других, когда родоначальник одного рода не имел никакого отношения к поколению другого родоначальника и нередко был врагом его, — резкое различие между своим домовым и чужим станет для нас понятно. Зачем домовой-праотец известного рода будет заботиться о другом доме или семействе?! У того — свой родоначальник. Значит, и отношение домового, как пената известной семьи, к чужому дому побуждает признать в нем духа умершего родоначальника 48.

Наконец, на отношение домового к духу умершего родоначальника указывают поверья относительно ново-построенного жилья и религиозные обряды перед постройкой дома. И сейчас в простом, темном народе жива вбра в то, что новопостроенное жилье только тогда будет прочно, когда умрет глава поселившейся в нем семьи, и что тот из родичей умрет ранее, кто прежде всех войдет в новый дом [1, 115; 217, 51]. Новое жилье должно получить домового гения-хранителя, а таковым может быть душа усопшего хозяина дома. Отсюда и поверье, что постройка нового дома влечет за собой смерть его хозяина. Желая, чтобы смерть не коснулась строителя дома, крестьяне перед постройкой дома приходят на место закладки, отрубают у петуха голову и зарывают ее на том месте, где следует быть переднему углу [12, 63–89]. В некоторых местах, прежде чем начнут класть основные звенья сруба, закапывают в землю у переднего угла несколько мелких монет и ячменных зерен, иногда кусок хлеба, щепоть соли и частицу меда [12, 63–89]. В одном сборнике Румянцевского музея встречается указание на имевший место в Древней Руси обряд в честь домового: «В новоселий идет с кошкою черною и с курою черною» [136, 248]. И теперь иногда крестьяне при закладке дома или новосельи убивают петуха, курицу, ягненка или какое-нибудь другое животное. Все это жертвы домовому — духу умершего родоначальника [12, 67 — 119] и остаток от прежних языческих времен, когда основание дома, двора и вообще поселка соединялось с жертвами, закапывавшимися в землю на месте основания. Есть преда -

"Харштерно в дзннсм случе веровали чр/нскажих Они срди своих «аматанго» (умершие души своего племени) особенно почитают умершего родоначальника, ибо помнят его любовь и заботы при жизни, и они говорят: «Он останется таким же для нас и после смерти. Мы не знаем, за что бы он стал заботиться о других; он будет заботиться только о нас» [186, 17].

ние, что в основание городов закладывались люди. Таково предание о Новгороде. Когда Смоленск запустел и понадобилось срубить новый город, тогда старшины народные, следуя древнему обычаю, послали пред солнечным восходом гонцов во все стороны с наказом захватить первое живое существо, которое им встретится; навстречу попалось дитя; его взяли и положили в основание крепости, которая и названа поэтому Детинцем [12, 67-119].