Соколов - Загробный мир по древнерусским представлениям

Первобытному человеку все представлялось чудесным, божественным. Он во всем видел проявление одной живой силы и потому легко отождествлял физические явления с духовными, свойства первых переносил на последние и обратно. Отсюда материальное представление души является у него как бы неизбежным. Оно не ограничивается давностью времени, а, напротив, живо хранится в народном сознании из рода в род и рельефно отражается в разных верованиях, причитаниях, духовных стихах и т. п.

Обращая внимание на народные верования, мы вполне убеждаемся в материальности представления души. В них она изображается как существо, которое может пить, есть, где-нибудь встать, за что-нибудь ухватиться. В северо-западном крае, например, до сих пор приносят на могилы блины, яйца, водку и т. п. и приглашают усопших «хлеба-соли откушать» 5; кроме того, в некоторых местах на Руси родственники умирающего, чтобы облегчить ему смертную борьбу или расставание души с телом, снимают над ним потолок или приподнимают матицу, т. е. брус в потолке 8; затем, как только умрет, немедленно отворяют окно, на которое иногда ставят чашку с водой и вешают полотенце, чтобы душа, улетая, могла умыться и утереться 7. В «Слове о полку Игореве» прямо говорится, что душу можно выронить из тела, как нечто вещественное: «один же изрони жемчужну душу из храбра тела чрез злато ожерелье» 8.

В народных причитаниях по умершим материальное представление души получает еще более опреде — ленный характер, чем в языке и верованиях. Тут выделяются уже и образы, под которыми она мыслится. Они хотя не так ясны, но все-таки помогают пониманию дела. Так, разбирая их, мы прежде всего замечаем стихийное представление души: «и душа и дух — ветер» 9. Она как будто приносится ветрами и сама в себе есть ветер, повышающий и понижающий человеческую грудь 10.

Чтобы прийти к подобному заключению, предкам нашим достаточно было для всех равно доступного наблюдения: в ту минуту, когда человек умирает, первое, что должно было поражать окружающих его родичей, — это прекращение в нем дыхания; перед ними лежал усопший с теми же телесными органами, как и у живых; у него оставались еще глаза, уши, рот, руки и ноги: но уже исчезло дыхание, а с ним вместе исчезла и жизненная сила, которая управляла этими органами. Отсюда возникло убеждение, что душа, расставаясь с телом, вылетает в открытые уста вместе с последним вздохом умирающего.

Такое представление не только поэтический образ, а действительное представление души в образе ветра или воздуха. Оно подтверждается и народным поверьем, по которому завывание ветра считается плачем- покойников, а разрушительное действие бури на крыши домов считается их недовольством. Русские же поселяне даже утверждают, что вслед за тем, как человек повесится, удушится или утопится, тотчас же начинаются грозы, вихри и непогода, т. е. душа-ветер, исторгнутая из тела через задушение, устремляется в бурном полете в небесные пространства 11.

По сохранившемуся до сих пор народному преданию, душа человеческая представляется еще искрой небесного огня, которая сообщает очам блеск, крови жар, а всему телу внутреннюю теплоту; такое свойство первобытный человек, будучи младенчески развит, перенес и на ее душевные движения, так чувству он дает эпитеты горячее, пылкое, теплое; о любви, вражде и злобе выражается, что они возгорелись и погасли 12; саму же жизнь человеческую сближает сгорением: «гаснуть — чахнуть — умирать». Отсюда, как следствие, образовались у него приметы, по которым он старался определить как продолжительность, так и счастье или несчастье своей жизни. Приметы эти были следующие: если у жениха или невесты погаснет под венцом свеча, то это предвещает ему или ей скорую смерть; затем, у кого из стоящих под венцом свеча сгорит больше, тот и умрет скорее. В точно таком же направлении младенческий ум человека сделал заключение и о том, что яркое пламя подвенечных свечей сулит счастливое супружество — светлую жизнь, и наоборот, когда свечи эти горят тускло — жизнь новобрачных будет печальная 13.

Отождествление души с огнем послужило основанием для древнего человека представлять ее и под образом звезды, потому что последняя, по его воззрению, считалась тоже огнем. Это сближение усматривается в тех метафорах, которые и до сих пор придаются ей простолюдинами: «заря потухает, звезды горят». На этом основании сложилось верование, что рождение каждого человека обусловливается появлением на небе особо принадлежащей ему звезды, а смерть его — падением таковой; вследствие чего простолюдины, увидя падающую звезду, говорят, что кто-нибудь умер 14.

Идя далее в своих представлениях о душе, предки наши олицетворяли ее и в образе дыма, к чему их привело, можно думать, непосредственное наблюдение за процессом горения. Они, замечая, что огонь сопровождается дымом, естественно отождествили ее и с дымом. Следы такого верования или представления усматриваются в Софийском временнике, где о смерти Великого князя Василия Ивановича сказано:

«и виде Шигона дух его отшедше, аки дымец мал» 15. Дым — тот же воздух, ветер, только может быть познан более чувственно, так как подлежит ощущению внешних чувств зрения и обоняния.

Наблюдая явления природы, первобытный человек не мог не заметить и того обстоятельства, что дым или пар в пространстве принимает вид облака. Это, в свою очередь, дало ему повод представлять душу и в образе облака. Остатки такого представления можно видеть в плачах по умершим, где говорится:

Как душа да с белым телом ликовалася, Быв как облако она да подымалася 16.

Облака вообще имеют различное значение в народном сознании. Они считаются даже горами и лесами, например, мать, оплакивая свою крестную дочь, причитывает:

Удалилася моя белая лебедушка За горушки она за высокие,

За облачка она за ходячие,

К красну солнышку девицы во беседушку,

К светлу месяцу она в приберегушку! 17

В другом плаче племянницы по двоюродному дяде говорится:

Приукрылся наш желанный, родной дядюшка.

Он за темны леса, за дремучие,

За высокие горы, за толкучие,

За синие моря, да за глубокие,

Вровень он с облачками со ходячими,

Ко луны он наш свет да подвосточной™.

Здесь под выражением «горушки высокие, толкучие, темные леса дремучие» нужно подразумевать облака, которые поэтическая фантазия древнего человека отождествила, на основании сходства впечатлений, с отдаленными горами, сходства столь близкого, по которому непривычный глаз путника нередко принимает их (горы) за облака; оба эти понятия были тождественны 19. Справедливость этого подтверждается еще тем обстоятельством, что в приведенных причитаниях речь идет не о солнце, а о душе умершего, которая не может заходить за горы, как вообще представляется, потому что она прямо возносится на небо, «к красну солнышку на приберегу шку» 20, где, по древнейшему народному представлению, «царствует вечное лето, цветет вечная зелень, сюда скрывается зимой вся жизнь природы и улетают птицы» 21.