Януш Майснер - Зеленые ворота

- Пусть немного помучатся, - заявил он со злорадной ухмылкой. - Это их научит уважать наши законы и порядки.

Сассе уважительно кивнул.

- Если бы это зависело от меня, - заметил он, - я бы не впускал их даже в устье Вислы. Есть свой порт в Пуцке - пусть сами и углубят его так, чтобы могли туда заходить. Прежде...

- Смотри! - перебил его Ведеке. - Этот верно ошалел!

Касалось это Мартена, который видимо решил выйти под парусами, ибо на реях "Зефира" затрепетали белые полотнища, а два треугольных кливера поехали вверх на штагах между фокмачтой и бушпритом.

- Сейчас он окажется на мели, если ветер не выбросит их на берег, заметил Сассе. - Ого! Уже срывает буи! - воскликнул он, когда корабль слегка сдрейфовал, пока реи перебрасывали на бейдевинд.

Но ни буи не были сорваны, ни маневр не подвел Мартена. Как только ветер наполнил и разгладил нервно подрагивавшие паруса, "Зефир" стал слушаться руля и направился на середину потока, а потом, набирая ход, миновал Лятарню, обогнул каменный столб у края правобережной набережной Вислы, выполнил быстрый поворот, взял ещё круче к ветру и помчался через Вестфарвассер, словно его буксировала колесница самого Нептуна, запряженного конями о коралловых копытах и золотых гривах, вместе с пятьюдесятью нереидами.

Готард Ведеке и Эрик Сассе, стоя на палубе сторожевого корабля "Йовиш", взирали на это с удивлением и завистью. Даже "Йовиш" явно не способен был на такие штуки. "Йовиш" - гордость гданьского порта, шедевр немецких корабельных мастеров, все год как спущенный на воду в Любеке...

- Ну и что же, Дюнне? - спросил наконец Готард капитана, который затаив дыхание следил за последним маневром "Зефира", не в состоянии оторвать глаз от его возносящихся в небо мачт. - Вы сумели бы таким вот образом выйти из порта на нашей каравелле?

Фридерик Дюнне скривился с деланным презрением.

- Я не рискую ради аплодисментов, - ответил он, кося то вправо, то влево, словно не мог или не хотел задержать взгляд на хафенмейстере. - Я не цирковой канатоходец, и не сын и внук колдуний, как он.

- При чем тут это? - спросил Ведеке.

- Как это - при чем? - буркнул Дюнне. - Разве вы не видели? Ни один истинно христианский корабль не мог бы идти так круто к ветру, как этот. Ян Куна не бывает в церкви - можете спросить Шульца. У него на парусах нет ни одного креста, как у прочих кораблей. Вот потому его и пули не берут. Мать его научила своему чародейству, а в Индиях тамошние колдуны ещё добавили. Тьфу! - сплюнул он и набожно перекрестился, добавив: - Плохо дело кончится, если король Зигмунт против своего дядюшки собирает такую публику.

- Ба! Герцог Зюдерманский тоже давно покумился с дьяволом! - вмешался Сассе.

Ведеке пожал плечами: он в колдовство не верил.

- Я слышал, - сказал он, - что Мартен был тяжело ранен, и причем именно пулей. И едва от этой раны оправился. Так что уверен, что прицельный залп с "Йовиша" смел бы его стройный кораблик с поверхности воды, как мыльный пузырь. Должно быть, он тоже это хорошо знает, раз не пытался пройти через Остфарвассер.

- Пусть бы попробовал! - буркнул Дюнне. - Черти в пекле сразу бы порадовались его черной душе!

Тем временем Мартен, понятия не имевший об этих рассуждениях и замечаниях Готарда Ведеке и капитана Дюнне, с нетерпением ожидал сигнала Хайена поднять якоря и строиться в походный порядок. Произошло это лишь после двух часов, когда ветер несколько приутих, словно приглашая в путь. "Сеп" снова двинулся вперед под зарифленными парусами, за ним гуськом два одномачтовых когга, по бокам и чуть сзади - "Эмма" и "Давид". Весь этот конвой двигался неторопливо, со скоростью, не превышавшей трех морских миль в час, хоть шли они теперь вполветра, чтобы миновать невидимый с такого расстояния мыс Хеля. Даже тут, в заливе, приземистые когги переваливались с борта на борт, словно гданьские торговки со Старомястской ратушной площади, безмерно чему-то дивящиеся.

"- А что будет в открытом море? - думал Мартен. - Почему же Гданьск не заставили предоставить королю другие корабли, получше этих? Почему "Йовиш" бесполезно торчит под Лятарней, вместо того, чтобы принять участие в экспедиции со своими тридцатью четырьмя орудиями и сорока картечницами на борту?

Он закусил ус. Гданьск прежде всего заботился о собственных интересах, как всегда. Видно, даже Шульц не смог изменить этой политики, хотя и строил столь смелые проекты перемен, которые так и не произошли.

"- Тут ничего не изменилось, - подумал он. - И пожалуй нескоро изменится, если такие как Зигфрид и Готард Ведеке будут оставаться у власти."

При воспоминании об этой паре кровь бросилась ему в лицо. Правда, он не видел старика, но прекрасно его помнил, а Готард был необычайно похож на отца. И выглядел он точно также, как Зигфрид тридцать лет назад. Та же самая слегка сутулая фигура, выдвинутая вперед голова с редкими рыжеватыми волосами, что заставляло вспомнить старую цаплю, хоть выступающие скулы и короткие носы с широкими ноздрями отнюдь не делали их похожими на птиц. Глаза у обоих были серыми, маленькими, подвижными, легко наполнявшимися слезами, с пожелтевшими белками. Губы бледные и тонкие, липкие, с презрительно опущенными уголками, где зачастую поблескивали пузырьки слюны. Зигфрид всегда одевался в черное, с маленьким кружевным воротником вокруг шеи. Сын следовал ему, но позволял себе темно-фиолетовые кафтаны из самого дорогого бархата; на шее под воротником носил толстую золотую цепь с усаженным гранатами крестом, а на пальцах - два-три драгоценных перстня.

Оба были одинаково заносчивы и оба при необходимости способны на преувеличенную любезность или даже униженную покорность. Готард в отличие от отца до сих пор не был женат и вел весьма разгульную жизнь, не ограничивая себя в наслаждениях и не слишком это скрывая. Несмотря на это он был расчетлив и умел прекрасно постоять за свои интересы; охотно развлекался и пил за чужой счет, а если сам и тратил деньги, то требовал за них первейшего товара и лучших услуг, никогда ни за что не переплачивая.

Мартен испытывал к нему отвращение, главным образом из-за сходства со старым Зигфридом Ведеке, который вместе с бурмистрами Фербером и Пройтом вынес смертный приговор Каролю Куне.

"- До сих пор я за него не отомстил, - думал он, вспоминая любимого брата. - Ни за него, ни за мать..."

Он клялся отомстить, будучи десятилетним ребенком, а позже повторил эту клятву над телом отца, приняв после него командование "Зефиром". И вот уж тридцать лет этим детским обещаниям, а Зигфрид Ведеке был все ещё жив, хотя безжалостные судьи Кароля и Катарины Куна давно уже в могиле.

Фербер, Клеефельд, Пройте, Зандер и Гизи... Их настигла карающая рука правосудия ещё в царствование Зигмунта Августа. Только Ведеке - главный преступник - избежал позорной смерти.