Иван Калинин - Русская Вандея

Второй вид легального дезертирства состоял в зачислении на мнимую службу в предприятия, работающие на оборону. К нему прибегали, по преимуществу, ремесленники и торговцы, те элементы города, которые, по словам члена Круга П.М. Агеева, имели «золотой ключ» для освобождения их от призыва.

Генерал Богаевский, в приказе от 22 октября 1919 г. за № 1681, отметил и это явление:

«Предприятия и учреждения, работающие на оборону, принимают не только военно-обязанных, но и явных дезертиров, подлежащих преданию военно-полевому суду. С грустью подчеркиваю этот невероятный по своей смелости факт! Это делается тогда, когда налицо имеется свыше десяти тысяч военнопленных, которых правительство предлагает поставить на работу».

Далее в этом приказе следовал целый ряд упреков. Но и только!

Про военнопленных атаман упомянул кстати: их не знали, куда девать. Порою в «Донских Ведомостях», среди объявлений о продаже мануфактуры, только-что прибывших — поросят и битой птицы, предлагался товар такого сорта:

«Военнопленные имеются в большом количестве. Требования адресовать в военный отдел правительства всевеликого войска Донского». [162] «Донские Ведомости», 1919 г., № 227.

Кой-куда их назначали, но, в виду общей расхлябанности, не умели использовать их труд должным образом. Душ десять взяли для обслуживания донского войскового (офицерского) собрания.

12 октября 1919 года управляющий военным отделом ген. Дубовской писал в своем приказе: [163] № 406.

«10 октября я посетил войсковое собрание и был поражен его неряшливым видом. У входных дверей никого. От великолепного здания остались внутри только развалины. Войти в собрание без отвращения нельзя. Такую запущенность нельзя объяснить недостатком рабочих рук, так как находящиеся при собрании восемь военнопленных жалуются на отсутствие работы и играют в карты».

Донской Войсковой Круг проявил некоторую законодательную энергию в борьбе с дезертирством. Он образовал комиссию по поверке лиц, освобожденных от мобилизации. Ей удалось за полгода отправить на фронт до 1200 человек, девятерых она предала военно-полевому суду.

Но ни один чиновный укрыватель не понес наказания. А в укрывателях и лежало все зло.

Попытки, правда, делались. Но, помилуйте, как же было садить на скамью подсудимых представителей общественности, представителей промышленного капитала, представителей интеллигентных профессий и т. д. Что скажет Милюков в Париже, Крамарж в Праге, Гессен в Берлине?

Однажды в «Донских Ведомостях» появилась заметка о том, что председатель чрезвычайной комиссии по проверке мобилизации в г. Новочеркасске полк. Пронин в беседе с корреспондентом газеты сообщил о предстоящем предании суду администрации фабрики суконных изделий общества «Утоли моя печали» за укрывательство мобилизованных. Однако спустя несколько дней появилась поправка:

«Чрезвычайная комиссия лишь сделала постановление о предании администрации упомянутой фабрики военно-полевому суду, но окончательное разрешение вопроса зависит от командующего армией, которому передано постановление». [164] «Донские Ведомости», 1919 г., № 133.

Командующий армией, конечно, положил на всем крест.

Председатель чрезвычайной комиссии по поверке мобилизации в г. Ростове ген. Алферов (одно время был донским премьером) нашел нужным документы некоторых лиц, проживавших в «Палас-Отеле». Донской углепромышленник Лилиевский не пожелал явиться в комиссию, вследствие чего его подвергли приводу и заключили в кордегардию. Но он подал атаману жалобу, указывая в ней, что ген. Алферов поступил с ним так сурово из личной мести, и тотчас же был освобожден. [165] «Донские Ведомости», 1919 г., № 250.

Стоило только привлечь кого-нибудь из «общества», как сейчас же нажимались все педали, чтобы вызволить его из беды. Помню один случай из нашей судебной практики.

В Ростове каким-то чудом уличили одного врача Э. в том, что он выдал свидетельство военнообязанному о мнимой болезни и спас его от призыва. Так как врач оказался евреем, то известная часть прессы подняла шумиху. Комендатура посадила врача в тюрьму, дело же передали военному следователю подполковнику Р. Вскоре нахлынула волна новых злоб дня, и об этой истории забыли.

Тогда подняла голову родня доктора. Ко мне в Новочеркасск подослали красивую даму, назвавшуюся племянницей арестованного. Она умильно просила меня освободить «дядю» и убедительно предлагала, в случае приезда в Ростов, навестить ее, так как она скучает.

Однако я проявил жестокосердие.

Махнув на меня рукой, изыскали какой-то другой способ.

Через неделю или две врач уже гулял на свободе, а следствие, как и подавляющее большинство следствий, затянулось до нашествия большевиков.

Сотни простаков приговаривались ежедневно к наказанию розгами за уклонение от фронта; но я не помню ни одного случая, чтобы пострадал за ту же вину хоть бы один интеллигент или торговец.

То, что происходило на Дону, повторялось повсеместно. Везде шла борьба с дезертирством, но чаще всего бумажная и всегда бесцельная. В Екатеринодаре, например, при штабе главнокомандующего существовала особая комиссия по выработке мер к устранению этого зла. Она не нашла ничего более практичного, как возложить ловлю дезертиров на квартальные организации.

Дезертирство нигде не получило такого распространения, как на Кубани.

— Мы все как один, стар и млад, пойдем бить большевиков на защиту вольной Кубани! — гласили резолюции станичных сходов.

— На сборный пункт в назначенное время не явилось ни одного человека! — доносили станичные атаманы.

Горы, степи, камыши давали возможность дезертирам не только укрываться в случае преследования, но и «гарнизоваться» в шайки и безнаказанно заниматься грабежами. Они иногда нападали на станицы или являлись туда мирно за провизией, которой население снабжало их довольно благосклонно.

Такие дезертирские шайки получили название зеленых. К ним бежали и те, кого мстительная власть преследовала за большевизм или за какие-либо преступления. Черноморская губерния кишела зелеными, к которым присоединялись многие крестьяне, обиженные добровольцами. 21 июля 1919 года зеленые напали на шоссе около Туапсе на трех английских солдат, ограбили их до снятия сапог включительно, изрядно избили, а одного смертельно ранили. [166] «Вольная Кубань», 1919 г., № 164. Союзники сделали добровольческим властям соответствующее представление. Репрессии в отношении крестьян еще более усилились. Начальник Туапсинского округа объявил, что будет брать заложников и разносить артиллерией те селения, где будут обнаружены зеленые. [167] «Вольная Кубань», 1919 г., № 2 177. Кубанское правительство снаряжало против зеленых целые экспедиции, даже с аэропланами, которые выслеживали убежища шаек; арестовывало семьи казаков, убежавших к зеленым; обещало помилование, если виновные явятся к властям к назначенному сроку, и т. д. Но зеленое движение разрасталось прямо пропорционально разложению белого стана, который, таким образом, все более и более «зеленел».