Рудольф Иванов - Оборона Баязета: правда и ложь

Что же делать этим нескольким сотням, находившимся в Баязете? Оставлять город и цитадель на разграбление и идти слабыми силами на помощь бегущим или готовиться встречать противника оставшимися хилыми силами? К этому времени бросивший поле боя подполковник Пацевич еще до Баязета не добрался. Там в нерешительности и растерянности суетился капитан Штоквич. Теперь он сознавал, что неровен час, и в Баязет, ворвутся и отступающие русские, и наступающие турки, и из этой кровавой каши уже живым никому не выйти. Из оставшихся в Баязете войск капитан Штоквич все-таки направил подмогу отступающему отряд)' Пацевича. Но помощь оказалась запоздалой, и положение спас Исмаил-хан со своими сотнями конно-иррегулярного полка.

Своеобразная битва за право проникнуть в цитадель началась у цитадели уже между своими. Рассказы очевидцев, описанные генералом К. К. Гейнсом, рисуют печальную картину:

«Быстрое появление турок перед цитаделью застало бывших там врасплох; толчея у ворот цитадели усиливалась; на узкой площадке перед цитаделью толпы шныряющего народа между обозом, сотнями лошадей, горами казенного имущества, — походили на муравьев разоренного муравейника. Одни, несмотря на громоздкость захваченных вещей, бежали в крепость, другие толпы выбегали навстречу, выполняя ту же работу.

Для увеличения толкотни появились и эшаки (ослы) Саркиз-Ага-Мамукова, нагруженные сухарями, поздно спохватившегося свозить их туда, где надо бы до этого иметь постоянный склад. Несмотря на эту непроходимую толкотню и невообразимый шум, груды разнородных вещей все же понемногу перемещались в цитадель».

Вот еще одно свидетельство очевидцев:

«Появление неприятеля над головами подало сигнал для прекращения нескончаемой переноски вещей. И описанная картина перед воротами без изменения перенеслась на первый двор: те же фургоны, груды вещей, котлы, бочонки и офицерские лошади загромождали весь двор. Хаос этот дополнялся шумом и толкотней у водопроводного крана. Правда, от коменданта было приказание запасать воду, но в этих «вытискиваниях» одних другими, в этих озлобленных спорах виднелось не стремление к выполнению приказания, а борьба за существование, которая привела бы всех к этому крану и без повеления. Для полноты этой картины, ради контраста, обливаясь потом, лежали и сидели только что вернувшиеся с боя. Утомленные почти сорокаверстным переходом без отдыха, жарой и душевным потрясением, большинство из них были молчаливы и апатичны, только отдохнувшие шныряли из угла в угол, вымаливая воды, чтобы напиться».

Фонтанный резервуар, о наполнении которого было столько разговоров и приказаний, оказался без капли воды.

Суетливая работа кипела и внутри здания. Пули, врывающиеся через окна в помещение госпиталя, вынудили переносить раненых в более безопасные места. Там же отвели и уголок для вдовы Ковалевской, находившейся безотлучно у праха своего любимого человека. Ее никак не могли оторвать от тела мужа. Повинуясь настойчивому совету доктора Сивицкого, она с трудом направилась в свое новую обитель. Возле металлической кровати Александра Ефимовна увидела знамя Второго батальона Ставропольского пехотного полка, а на столе — револьвер мужа. Там Ковалевскую встретил врач Ставропольского полка Китаевский и, указав на револьвер, сказал, что при появлении в цитадели турок ему поручено ее застрелить, если, конечно, «госпожа Ковалевская не пожелает им достаться». Александра Ефимовна, не раздумывая, согласилась.

Между тем, как только остатки отряда укрылись в цитадели, Георгий Михайлович Пацевич, как ни в чем не бывало, словно за окном и не было той сумятицы, наслаждаясь чаем, подумывал о том, как взять реванш. Он осмысливал новую операцию — отбросить турок от цитадели. Теперь уже Пацевич все предусмотрел, кого, сколько и куда посылать. Конечно, в пылу отступления, возможно, он не оценил силы противника. Возможно, он еще находился в агонии бегства, но все равно пребывал в неуклонном стремлении стремлении атаковать врага и отбросить турок от цитадели. Вне сомнения, этот отважный и честный офицер упрямо действовал лишь по своему разумению.

Две роты пехоты Ставропольского полка назначались для занятия турецкого госпиталя в городе Баязете, одна — с сотней спешенных казаков — для захвата казначейства, две сотни — для атаки высот впереди цитадели и две роты предназначались против турок, находившихся на Ванской дороге.

Почти весь, чудом оставшийся гарнизон Баязета неугомонный Пацевич выводил из цитадели на новый, теперь уже последний бой, Наспех перекусившие и послушные солдаты Баязета знали, что их снова повернули лицом к смерти и что возврата больше пет. Удивительно, но никто и словом не обмолвился, что не желает идти на верную гибель. Они принимали присягу на верность Царю и Отечеству, и этого было достаточно, чтобы выполнить приказ командира. Покидая цитадель, идущие в бой, будто по команде кричали оставшимся: «Прощайте, братцы!» На них смотрели сочувственно и отвечали: «Бог в помощь!»

Когда через открывшиеся ворота цитадели во внутрь впускали лошадей артиллерии, тут же объявились конники иррегулярных полков. Они тоже со своими лошадьми пытались проникнуть в цитадель, но комендант Штоквич приказал их с лошадьми не пускать, А бросать лошадей они не желали и просто не понимали, как это оставить живых и боеспособных лошадей противнику Сознавая свое право быть в цитадели с лошадьми, они истошно кричали, призывая пропустить их в крепость. Но им отвечали, что, дескать, даже казаков заставили оставить своих верных животных за цитаделью. Ворота цитадели вновь закрылись.

Как только новый отряд Пацевича вышел за ворота цитадели, выяснилось, что турки плотно обложили ее со стороны гор, а численная их сила настолько превышала русский отряд, что атаковать высоты было бессмысленно. Все пути уже были перекрыты.

Удивительно, но подполковник Пацевич сориентировался быстро и во избежание бесполезных потерь вновь приказал отступить и вернуться обратно в крепость.

Бессмысленные потери, конечно, были и здесь, но статистика о них умалчивает. Новое стремительное бегство отряда Пацевича в цитадель опять привело к неимоверной давке в воротах.

Милиционеры, метавшиеся возле ворот, ободрились возможностью проникнуть в цитадель со своими лошадьми, но и на этот раз их не впустили. Одни бросили своих лошадей и сумели пробиться внутрь крепости, остальным не повезло. Отторгнутые от своих, они оказались перед лицом ожесточенного противника.