Алексис Трубецкой - Крымская война

После смотра, вечером того же дня, Николай почтил своим присутствием еще один великолепный прием в галерее Ватерлоо, не уступавший своим блеском тому, что состоялся ранее в тех же роскошных декорациях. По завершении трапезы царь и лорд Абердин уединились в одном из кабинетов и продолжили начатую беседу. Пригласив министра иностранных дел расположиться в удобном кресле, Николай заговорил со всей откровенностью и искренностью, ему присущими: «Присядем и забудем, что я — император, а вы — английский министр. Пусть я буду просто Николаем, а вы — Абердином». Далее царь открыто выразил свое неприязненное отношение к Франции и особенно к ее королю: «Я готов признать, что Луи-Филипп желает блага Европе. В то же время сам я никогда не смогу стать его другом… Ведь для укрепления своего положения он попытался подорвать мое положение как императора России и чуть ли не свергнуть меня. Такого я никогда ему не прощу».

Затем Николай коснулся опасности, связанной с присутствием Франции в Восточном Средиземноморье, в особенности в Турции, и подчеркнул, что этим угрозам Россия и Англия могут противостоять вместе. «Турция нежизнеспособна, — сказал император. — Мы можем предпринять определенные усилия, чтобы поддержать ее, но в конечном счете она обречена. Она должна умереть, и она умрет. Момент ее смерти станет переломным. Я предвижу, что мне придется привести в действие армию, и Австрия поступит точно так же. При этом мои опасения вызывает только Франция».

Когда Турция падет, продолжал Николай, проблема преемственности власти встанет в полный рост. «Что потребует себе Франция? — спросил он. — Увы, немало. И в Африке, и на Средиземном море, и собственно на Востоке». Сильная центральная власть в Египте, направляемая Францией, с легкостью перекроет Британии торговые пути на Восток. «Разве при таком повороте событий Англия не должна будет обеспечить присутствие там своего военного флота?»

Существующие расхождения во взглядах и интересах России и Англии, по мнению Николая, сравнительно невелики и несущественны. Да, Россия отказалась признать вновь образованное королевство Бельгию, и это вызывает раздражение Британии. В Персии нарастает конфликт торговых интересов России и Англии. Время от времени на границе с Афганистаном между войсками двух стран возникают небольшие стычки. Все эти проблемы царь согласен решить вместе с британской стороной. Но главным сейчас является совместная англо-российская позиция по Турции, ибо именно там находится наиболее вероятный очаг будущего конфликта. «На суше Россия занимает господствующее положение по отношению к Турции, аналогичное положение на море занимает Англия. Разрозненные действия этих держав чреваты опасными последствиями, в то время как, объединившись, они могут принести большую пользу». Николай очень не хотел бы допустить, «чтобы в отсутствие согласованной позиции двух стран какие-либо события могли подвигнуть его на действия, которые показались бы враждебными британскому правительству».

«Я знаю, меня считают актером, — сказал в заключение император, — но это не так. Я человек прямой, говорю то, что думаю, и верен своим обещаниям». В течение четырехдневного визита в Виндзор Николай использовал все возможности, чтобы убедить членов британского правительства в необходимости соглашения по турецкой проблеме.

После бесед с лордом Абердином император встретился с премьер-министром. «Несколько лет назад, — сказал он, — в Петербург прибыл лорд Дарем, настроенный весьма предвзято по отношению ко мне. Но стоило нам встретиться и лучше узнать друг друга, как его предубеждения испарились. Я очень надеюсь, что мой приезд сюда рассеет сомнения в моей искренности у вас лично и вообще в Англии. Я верю, что личное общение положит конец еще оставшимся предубеждениям». Затем царь перешел к сути. «Турция распадается, — сказал он. — Вопреки Нессельроде я убежден в неотвратимости этого процесса. Султан отнюдь не гений, но он, по крайней мере, мужчина. Его постигло несчастье. Что же произойдет потом? Я не претендую ни на пядь турецкой территории, но вместе с тем и не позволю получить эту пядь никому другому».

Император говорил так громко и возбужденно, что сэр Роберт предложил его величеству отойти от открытого окна, чтобы его речь не могли услышать случайные люди. Николай сделал несколько шагов к центру комнаты и продолжал уже спокойнее.

«Мне не нужен Константинополь, — сказал он, — но если оттоманский трон падет по собственной вине, оказавшись просто-напросто нежизнеспособным, иначе говоря, если Оттоманская империя распадется, я никогда не допущу, чтобы Константинополь оказался в руках Британии или Франции… Если англичане, французы или кто-либо еще захватят Константинополь, я изгоню их оттуда, и успех этого предприятия не вызывает у меня сомнений, поскольку я буду там до прибытия подкреплений из этих стран. А оказавшись в Константинополе, я уже не уйду оттуда».

Пиль возразил императору, высказав предположение, что принимать решение относительно последствий распада Оттоманской империи преждевременно, ибо Турция еще жива. Николай согласился: «Разумеется, в настоящий момент мы не можем детально обсуждать, как следует поступить с Турцией, когда она прекратить существование. Такие действия с нашей стороны только ускорят ее распад. Поэтому я со своей стороны предприму все усилия, чтобы поддержать статус-кво. Но одновременно нам следует помнить о возможном конце этой империи в недалеком будущем и не закрывать глаза на последствия. Мы должны занять честную и открытую позицию по этому вопросу. Нам необходимо найти справедливые принципы, которые можно положить в основу честного соглашения — вроде того, что уже существует между Россией и Австрией».

В пятницу к полудню королева, ее высокий гость и весь двор вернулись в Лондон. Вечером в Букингемском дворце ее величество дала торжественный ужин, на котором присутствовало 260 гостей. После ужина состоялась церемония представления императору членов дипломатического корпуса. Дам представляла Николаю сама королева, а господ — принц Альберт. В ходе вечера возникла протокольная проблема: как поступить с посланниками стран, которые Россия не признала или с которыми император разорвал дипломатические отношения? К таким, в частности, относились Бельгия, Португалия и Испания. Николай вышел из щекотливой ситуации, согласившись принять этих дипломатов, и с каждым из них весьма дружески обменялся несколькими словами. Впрочем, в беседе с французским послом царь намеренно избегал всякого упоминания Луи-Филиппа.

На следующее утро император посетил «Юнайтед сервис клаб» [18] «Юнайтед сервис клаб»— лондонский клуб для старших офицеров армии и флота, основан в 1815 году. и обошел новые здания парламента в Вестминстере. Осмотр помещений был подробным, Николай проявил к ним явный интерес, однако никаких замечаний по поводу нового дома «прародительницы парламентов» [19] «Прародительница (или родоначальница) парламентов» — утвердившаяся в политической журналистике и литературе характеристика британского парламента. не высказал. Двигаясь по лондонским улицам, императорская карета пересекла Трафальгарскую площадь, где его величество осмотрел еще не завершенный памятник Нельсону [20] Памятник адмиралу Нельсону представляет собой сорокачетырехметровую колонну, увенчанную пятиметровой фигурой адмирала; у основания колонны располагаются четыре льва, отлитые из трофейных французских пушек. . Услышав, что средства, предусмотренные на возведение памятника, исчерпаны, император распорядился, чтобы российское казначейство немедленно пожертвовало на колонну Нельсона пятьсот фунтов. Такую же сумму Николай выделил для будущего памятника герцогу Веллингтону. Британская пресса была в бешенстве. «Памятники в честь британской доблести должны возводиться щедростью самих британцев, — вопиял „Иллюстрейтед Лондон ньюс“. — Император швыряет подачку впавшей в нищету стране, как бы говоря: „Ну что ж, закончите за мой счет то, что не смогли построить сами!..“ Правительство проявляет полное равнодушие, что ему свойственно, когда речь не идет о возможности пополнить казну, такая же пассивность охватила людей, но ни правительство, ни народ не настолько бедны, чтобы покорно принимать подобные подарки».