Эрих Соловьев - Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

Лютер не хочет верить , что индульгенции под строительство собора св. Петра распространялись по распоряжению главы церкви. Его заявление одновременно и верноподданническое (Лютер показывает, что у него чрезвычайно высокое мнение о папе), и вызывающее. Последнее акцентируется тезисом 86, заканчивающимся таким вопросом: «Почему папа, который сегодня богаче Креза, не построит на свои деньги храм св. Петра, а строит его на деньги бедных верующих?»

В тезисах 53–63 реформатор разъясняет, что существование такого небесного «сокровища заслуг», которое может обмениваться на земные сокровища, было бы к выгоде богатых и невыгоде бедных.

В тезисе 58 декларируется, что, если и существует сокровище заслуг, накопленных Христом и святыми, то оно — так же, как крест, смерть и ад, — достается грешнику не по милости папы (запомним это!).

Губительно, когда уверенность в спасительной силе отпущений замещает веру в спасительность креста, о которой свидетельствует Евангелие. Это место (тезисы 53–55) выражает основную позицию ранней лютеровской теологии и предвещает центральное догматическое утверждение лютеранской церкви об оправдании «одной только верой».

В тезисах 69–80 Лютер говорит, что знание свойств бога и средств его умилостивления, которое с таким самодовольством преподносят торговцы индульгенциями, есть пагубное для веры «мечтательство» (в языке позднего средневековья это слово использовалось для обозначения того, что позже стало именоваться иллюзией ).

Фактически исчерпав свою тему, Лютер в торжественном заключении (тезисы 92–95) кратко излагает уже знакомую нам главную идею ранних виттенбергских «Чтений». Истинный христианин томится желанием последовать за страстотерпцем Христом. Он не рассчитывает на гарантии, предоставляемые разрешительной грамотой. В чистосердечном раскаянии и претерпевании горестей мира видит он путь к спасению.

Тезисы — сдержанный, суровый и горький документ; их дух и стиль порою куда более мрачен, чем дух и стиль опровергаемой ими Бранденбургской инструкции.

Как же случилось, что в эпоху, которая только предреволюционным десятилетиям во Франции уступала по обилию памфлетов, дерзких воззваний, пародий и обличительных листков, роль возбудителя массового протеста выпала на долю именно этого документа?

Лютер был не первым, кто выступал с критикой «священной торговли». В 1412 году Ян Гус ополчился на индульгенции, средства от которых должны были пойти на организацию крестового похода против короля обеих Сицилий Владислава. Во второй половине XV века протесты против продажи индульгенций раздались в Германии. Они исходили от базельского профессора Иоганна Рурхата и Весселя Гансфорта из Гронинга. Резкие нападки на беспардонность «священной торговли» содержались в памфлетах Ульриха фон Гуттена и, как было уже упомянуто, в «Письмах темных людей».

Предреформационная критика индульгенций, подчас очень острая, сосредоточена на самом феномене торга . Корень зла видят в денежной форме откупов — в том, что коммерция, выйдя за свои законные мирские рамки, вторглась в сферу отношений между человеком и богом. В этом сходятся Гус, Рурхат и Гуттен, но это шокирует не только их. Против цинизма «священной торговли» выступают некоторые из атакуемых Гуттеном кёльнских доминиканцев; даже участники Констанцского собора, отправившего на костер Яна Гуса, согласны с тем, что обмен «небесных сокровищ» на звонкую монету глубоко отвратителен.

Выявление торгашеско-меркантильной подоплеки индульгенций делало честь предреформационным публицистам и критикам. Вместе с тем они как бы ослеплены и сбиты с толку самой неприглядностью «священной торговли». Деньги кажутся им сатанинской силой, рождающейся в миру, а затем подчиняющей себе «божий град». Предреформационные обличения индульгенций проникнуты поэтому тоской по ушедшим в прошлое церковным порядкам и желанием восстановить традиционные сатисфакции и епитимьи. В одних случаях (кёльнские теологи) превозносятся прежние строгие посты и паломничества; в других (Эразм и Рейхлин) — покаянные «дела милосердия». Критики индульгенций еще не улавливают того, что продажа отпущений представляет собой особую — высшую и вместе с тем кризисную — разновидность феодальной эксплуатации мирянина, базирующейся на идее искупительных жертв. Они не видят, что вынесенная на рынок разрешительная грамота — это всего лишь замещение сатисфакций и епитимий, которые, в свою очередь, мыслятся как замещение небесных очистительных наказаний.

Исключительная проницательность Лютера состояла в том, что он разглядел это историческое строение «священного товара». Тема купли-продажи послужила ему лишь поводом для постановки вопроса о природе церковных наказаний вообще — о правомерности средств, с помощью которых папство издавна стяжало свое богатство и мирское могущество. В церкви, продающей индульгенции, Лютер увидел не просто торгаша, но торгующего феодала, вконец исхитрившегося средневекового деспота, который строит храм «на содранной шкуре и на костях».

Непримиримое отношение ко всем разновидностям церковного обогащения подготовлялось его ранней «теологией креста». Уже в 1513–1516 годах Лютер, как мы помним, пришел к мысли, что терпение, а не жертвование определяет достоинство христианина. Из этого следовало, что верующий должен принять любые ниспосланные ему испытания. Но раз так, то и заслуженных мук чистилища, как бы тяжелы они ни были, ему негоже бежать.

В 1517 году Лютер еще далек от того, чтобы объявить самую идею чистилища «папистской выдумкой», изобретенной ради власти над земными наказаниями. Однако реформатор прибегает к не менее решительному моральному аргументу: бояться чистилища и откупаться от очистительных мук неблагочестиво. Чистилище существует, но христианин должен жить так, как если бы его не было, и не допускать никаких отработок небесного наказания на земной церковной ниве.

Лютер ставил под сомнение не просто продажу индульгенций, но отпущения, сатисфакции и епитимьи, вместе взятые . Тезисы звучали как манифест человеческого самоуничижения и вместе с тем содержали в себе дерзкую мысль о неправомерности всех наказаний и поборов, которые церковь налагала и продолжает налагать на христиан от лица оскорбленного бога.

Читатели Тезисов прекрасно расслышали эту мысль. В уме верующего простолюдина, логическая смелость которого значительно превосходила логическую смелость богослова и монаха, возникала цепь решительных антиклерикальных умозаключений.

Если до бога доходит только раскаяние грешников, если он вовсе не требует от человека никаких искуплений и жертв, значит, все, что церковь взыскала с мирян в течение веков, присвоено ею не по божественному праву. Бесчестно приобретены не только деньги, вырученные в последние десятилетия от продажи разрешительных грамот, но и древнейшие имущества церкви: ее земли и ее крепостные. Ведь само папство издавна утверждало, что они образовались за счет искупительных даров и жертвоприношений. Отсюда уже нетрудно было перейти к идее секуляризации церковных имуществ и к отвержению церковно-феодального гнета.