Эрих Соловьев - Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

Уже при жизни реформатора было видно, что его Библия пришлась по душе немецкому мирянину. Но одного лютеровского таланта все-таки было бы для этого совершенно недостаточно.

Если бы (а это не невозможно) перевод, подобный лютеровскому, появился на свет не в тридцатых годах XVI, а в тридцатых годах XV века, он не завоевал бы простолюдина. Почему? Потому что новая, родноязычная Библия осталась бы рукописной, а следовательно, дорогостоящей и редкой [68] Появившаяся в середине XIV века английская Библия Уиклифа, весьма совершенная в языковом отношении, не привела к возникновению «народной литературной публики» и не сыграла никакой существенной роли в историко-литературном процессе. .

Печатный станок, появившийся во второй половине XV века, и «Немецкая Библия» как бы запрашивали друг друга. Творение Лютера, по самой сути своей обращенное к широкой массе мирян, нуждалось в новом средстве размножения письменного текста. Немецкие печатни давно ждали книгу, которую бы согласился покупать даже плохо образованный, по слогам читающий немец.

Но не только печатный станок нужен был для широкого распространения лютеровской Библии. Для этого требовалась еще новая церковь и новая программа народного образования.

Виттенбергские теологи поставили немецкое Писание в центр обязанностей прихожанина-нововерца: он должен был внимательно слушать проповедь на слова Библии, петь ее стихи и непременно читать и учить ее дома. Евангелическая церковь со всех сторон окружила мирянина лютеровским языком.

Католическое богослужение предъявляло довольно высокие требования к подготовке священников, но не спрашивала никакого образования с мирян. Они ведь были просто зрителями и слушателями мессы, совершавшейся «за них и ради них». Богослужение лютеранское по самой сути своей нуждалось в грамотном прихожанине, который читает, помнит и толкует библейский текст. Но, заботясь об удовлетворении этой новой церковно-религиозной потребности, виттенбержцы работали одновременно и на потребность историческую: они прокладывали путь к программе всеобщего начального обучения.

Еще в начале 1524 года Лютер написал сочинение «К советникам всех городов немецкой земли о том, что они должны учреждать и поддерживать школы». Он требовал, чтобы все дети ежедневно посылались в школу на один-два часа; чтобы обучение сочеталось с играми и не было для детей каторгой. Он ратовал за организацию библиотек, где каждый мог бы найти немецкое Евангелие, а также полный текст Писания на древнееврейском, греческом и латинском языках. Библиотеки должны содержать также книги о «семи свободных искусствах», праве, медицине и (это Лютер особенно подчеркивает) об истории.

В 1530 году реформатор вновь обратился к теме народного образования и опубликовал «Проповедь о том, что детей нужно направлять в школы». Это было время, когда Лютер уже разошелся с гуманизмом, и его сочинение не содержало прежних похвал по адресу «свободных искусств», правоведения и истории. Но одновременно он, как никогда категорично, настаивал на непременном обучении всех немецких детей чтению и письму.

Под угрозой «гнева божьего» реформатор умолял князей, чтобы они уделили часть секуляризированных церковных богатств на учреждение народных школ. Что касается родителей, не желающих посылать детей в ученье, то к ним Лютер готов был применить самые строгие «принудительные меры». «Кто не хочет, чтобы его отпрыски учились, — писал доктор Мартинус, — того оставлять без причастия, детей его не крестить, отказывать ему во всяком вспомоществовании и даже изгонять из отечества!»

Виттенбергские теологи вели упорную работу по культивированию новых стимулов образования и новых его программ. Особенно велики здесь заслуги Филиппа Меланхтона. Он дал новое обоснование гуманистическим университетским курсам; написал учебники (блестящие для того времени) по древним языкам, грамматике, диалектике, риторике, психологии, физике, этике, истории; подготовил плеяду наиболее выдающихся профессоров и преподавателей второй половины XVI века. За свою работу на ниве образования Меланхтон удостоился почетного имени Praeceptor Germaniae (учитель Германии). Он первым развил идею гуманистической гимназии и дал набросок того типа школьного образования, который в буржуазной практике сохранил свое значение вплоть до середины XIX века.

Впоследние годы жизни Лютер, пожалуй, ничему не уделял так много внимания, как строительству новой протестантской церкви. Оно так же поглотило реформатора, как государственные дела способны поглотить политика или опыты — ученого. Массу времени Лютер тратит на обсуждение разного рода программ и инструкций, на присутствие в комиссиях, на беседы с пасторами и переписку с князьями-протестантами. События, с ним случающиеся, приобретают характер церковно-политических казусов. Среди них есть драматические, даже интригующие (такова, например, история с тайным освящением двоеженства ландграфа Филиппа Гессенского). Однако интереса для социальной (внецерковной) истории они, как правило, не представляют. Иное дело общее душевное состояние Лютера: оно по-прежнему социально значимо.

Стареющий реформатор испытывает все большую неудовлетворенность результатами своих церквоустроительных усилий. Как религиозный философ, как теоретик государства и права, как филолог, поэт, музыкант, Лютер нередко предвосхищает Новое время. Но вот в своем «прямом деле» он постоянно увязает в средневековье, под новыми названиями восстанавливая учреждения, нормы и порядки, когда-то им же обличенные в папской церкви. Это была горькая расплата за союз с князьями, за отказ от широких раннереформационных замыслов.

В 1523 году Лютер опубликовал сочинение под выразительным названием «О том, что христианское собрание, или община, имеет право и власть судить обо всяком учении, а также призывать, назначать и отставлять своих пасторов на основе и по мотивам Писания». Уже в «Призыве к миру на основе Двенадцати статей» народный выбор пасторов был ограничен правом их княжеского утверждения. После Крестьянской войны Лютер объявил князей протекторами земельных церквей и, по сути дела, вручил им те полномочия, которыми прежде обладали римские епископы.

Идея епископских полномочий мирского владыки не была новой: она не раз выдвигалась средневековыми церковными апологетами монархии. Лютер хватается за нее «за неимением лучшего» после так называемой «большой визитации».

В 1527–1528 годах виттенбергский реформатор и его помощники обследовали церкви Саксонского княжества. Впечатление было удручающим. Обнаружилось, что немецкий мирянин-простолюдин фактически отпал от церкви, верует «как ему заблагорассудится» и не хочет ни выбирать, ни содержать никаких священников. Чтобы хоть как-то воспрепятствовать «полному упадку христианских храмов», Лютер призвал христианских князей на роль прямых покровителей и распорядителей церковной жизни. Пусть земельные государи, рассуждал он, определяют церковный порядок по своему усмотрению — только бы мирянин снова посещал службы, слушал проповеди и размышлял над Евангелием. Пусть священники будут назначенными княжескими служащими, только бы им платили хоть какое-нибудь содержание.