Робер Амбелен - Драмы и секреты истории, 1306-1643

Его сын Людовик X Сварливый, хитрая бестия, по совету легистов разрешил евреям и ломбардцам вернуться в королевство, но только на 12 лет и при условии выплаты огромной пошлины. Они возвратились, не испытывая большого доверия. Тогда король разрешил им покупать земли, естественно уплатив новую пошлину, а евреи при этом должны были принять христианство. Многие из них, стремясь как-то обосноваться, покончить с бродячей жизнью и обрести наконец родину, уплатили пошлину, поменяли веру и приобрели либо дом в городе, либо ферму с угодьями в деревне. Как только все успешно завершилось, Людовик X Сварливый, сочтя, что такое расширение прав евреев лишает сеньоров его королевства крестьян, снова подвергает имущество евреев конфискации и во второй раз изгоняет их из Франции.

На смену Людовику X Сварливому приходит его брат Филипп V Длинный. Он поступает с евреями точно так же, разрешая им вернуться во Францию и обрести права на свое имущество, разумеется, с уплатой очередной пошлины. Несчастные, доверившись королевскому обещанию и закону, возвратились и устроились на старых местах. Наступило короткое затишье. Затем издается новый указ, и евреи снова лишились своего добра и были изгнаны из Франции. Но на этот раз Филипп V Длинный, опять же по совету легистов, одновременно конфисковал и имущество лепрозориев, так как больные проказой существовали на милостыню, подаяния и средства, получаемые по завещанию. Теперь им пришлось бы умирать с голоду. Но что до этого королю Капетингу?

Его брат, Карл IV Красивый, унаследовавший трон, поступил с евреями таким же образом. Иоанн II Добрый — тоже. Так, в период с 1306 г., с момента первого изгнания евреев Филиппом IV Красивым, до 1360 г. (Бретиньинский договор) короли Франции совершили по крайней мере семь раз такого рода мошенничество в отношении евреев, а также ломбардцев, к чему следует добавить грабеж имущества тамплиеров.

Но вернемся к Джаннино.

Кто был человек, сообщивший ему, что он является якобы Иоанном Посмертным? Его имя — Кола де Риенцо или, как оно дается в словарях, Никола Риенци. Он выдал себя за внебрачного сына императора Генриха VII, что вселяет радость в сердца гибеллинов, но отчуждает от него гвельфов, приверженцев папы. В 1347 г. он пришел к власти в Риме и погиб 8 октября 1354 г. от рук взбунтовавшейся черни.

На самом же деле исторически достоверно, что он был сыном кабатчика, а вовсе не внебрачным сыном императора Генриха VII, как он сам утверждал. Он состоял в тесных связях с итальянскими банкирами-ломбардцами, а супруг Мари де Крессэ, отец Джаннино, был племянником одного из них. К тому времени он вместе со своей супругой Мари де Крессэ и их сыном вернулся в Италию после смерти Иоанна I Посмертного на руках Маго д’Артуа. И можно отнюдь не без оснований предположить, что весь сценарий с тайным воспитанием Иоанна I Посмертного в Италии под именем Джаннино де Гуччо был выдуман Кола де Риенцо после того, как он узнал обо всех перипетиях этого парижского дела 1316 г. из разговоров в ломбардских кругах.

Последующие события лишь подтверждают эту гипотезу.

Сиенская республика выступила в поддержку Джаннино и придала ему некоторым образом (дав охрану, учредив совет) атрибуты подлинного короля Иоанна I. Однако сиенская фракция, поддержавшая Джаннино, была вскоре оттеснена новой, купеческой фракцией, так как купцы, имевшие широкий товарооборот с Францией, не желали подвергаться риску потерять такую выгодную клиентуру. И эта фракция аннулировала меры, принятые в поддержку Джаннино. Как мы видим, все это было не слишком серьезно.

Прибыв в Венецию, Джаннино, стремясь изыскать средства для создания и содержания армии, вошел, как уже отмечалось, при посредничестве выкреста Даниэля в финансовые еврейские круги и получил от них необходимую ссуду взамен «некоторых обещаний».

Легко можно представить себе, о каких обещаниях шла речь. Сиенские банкиры-ломбардцы и венецианские еврейские финансисты согласились поддержать преображение Джаннино де Гуччо в Иоанна I, чтобы получить возможность вместе с ним навсегда вернуться во Францию, получить назад свое добро и никогда более уже не опасаться грабежа, расхищения имущества, доходящего до резни, что было обычным делом у королей династии Капетингов. Весьма вероятно, что в подписанном соглашении отмечалось, что, если Джаннино не выполнит это обещание, другая сторона будет вправе открыть всю правду, обрекая, таким образом, на гибель Джаннино, этого узурпатора, захватившего силою оружия власть во Французском королевстве, виновного в оскорблении величества и прочая и прочая, что обычно кончалось очень плохо в те жестокие времена.

Искренне считая, что Джаннино вознамерился захватить в плен лично ее, королева Жанна выступила против этого претендента на трон. Предупрежденный папой, Иоанн II Добрый приказал своим войскам из соседних провинций выступить в качестве подкрепления силам королевы Неаполя и Прованса. Что же касается папы Иннокентия VI, он был заинтересован в победе королевы Жанны, дабы не пришлось ему покинуть Комта-Венессен в случае ее поражения, ведь это маленькое государство со столицей в Авиньоне и 80 тыс. золотых экю в придачу составляло компенсацию за реабилитацию Жанны, ранее обвиненной в убийстве своего первого мужа и отлученной за это от церкви. Это подтверждает, что и папа думал о совсем иных вещах, нежели формальная версия Джаннино, мотивирующая его вторжение в Прованс.

Тем не менее всякая история имеет свое начало. И если наши выводы точны, нам следует обратиться теперь к тому, у кого возникла эта потрясающая мысль возродить подлинного Иоанна I Посмертного, якобы чудом оставшегося в живых. Все вышесказанное говорит за то, что этим человеком был Никола Риенци, он же Кола де Риенцо, подлинное имя которого было Никола Габрино.

Он родился в Риме в начале XIV в., будучи плодом любви кабатчика и прачки. Очень скоро неизвестно кем была пущена в ход гипотеза, по которой он представлялся внебрачным сыном императора Генриха VII, и это сделало его одним из поборников партии гибеллинов. С ранней юности он углубился в изучение гуманитарных наук, влекомый пылкостью своего ума и стремлением к независимости. Благодаря своему красноречию, он стал считаться одним из самых блестящих ораторов той бурной эпохи, и его дебюты в ораторском искусстве вызывали восторженные отклики Петрарки, который, исполненный неразумных надежд, действительно писал ему: «Я не раз был свидетелем того, как люди теряются и не знают, чем больше восхищаться — вашими словами или вашими поступками, потому что вы действуете, как Брут, а пишете, как Цицерон! Продолжайте же писать так, как если бы это было предназначено для всего мира…» Подобные похвалы не могли не вскружить ему голову!