Уильям Салливан - Тайны Инков

В нем Хунахпу и Шбаламке в качестве зачинателей и покровителей земледелия прогоняют животных с полей, или мильпас. Жирар объяснил этот эпизод следующим образом: «Олень и кролик бежали, зажав хвосты между ногами (знак опасения), а преследователи схватили их за хвосты. Но хвосты оторвались, и в руках у Хунахпу и Шбаламке остались только их кончики. С тех пор у кроликов и оленя куцые хвосты».

Относительно замены кролика на ягуара в качестве лунного символа Жирар в другом месте обратил внимание на то, что «тесное взаимодействие между Лунной богиней (Шбаламке) и кроликом наиболее очевидно выражается в лунном иероглифе… [который] изображает большой кувшин с узким горлышком — символ луны, внутри которой находится кролик».

Аналогичным образом Линда Шеле изучала иероглифические обозначения оленя и кролика в Паленке и пришла к заключению, что иероглиф для «кролика» всегда связан с луной, а иероглиф «оленя» — с родовым или солнечным знаком. Кроме того, она цитирует этнографическое свидетельство о том, что мезоамериканские народы видели на луне — там, где мы видим «старого человека» — кролика: «форма кролика в темной области луны весьма очевидна даже для глаз западного человека».

Поскольку «кролик в луне» видим полностью только в полнолуние и поскольку, как мы видели, идеальное отношение Хунахпу и Шбаламке находится в противостоящих солнцестояниях, в этом плутовском «рассказе о хвостах» из «Пополь-Вуха» мы обнаруживаем ассоциацию оленя не просто с солнцем (именно Хунахпу/солнце оторвала оленю хвост), а с солнцем в июньское солнцестояние. И точно так же, как южноамериканские мифы о ягуаре подразумевают — посредством земного противостояния охотника и жертвы, ягуара и оленя — небесное противостояние звезд, восходящих в противоположные солнцестояния, Келли отмечал, что мезоамериканский небесный олень находится в 180 градусах от хвоста Скорпиона, называемого «лассо» или «силком» для поимки оленя. В Андах, как мы видели, хвост Скорпиона иногда отождествляется с ягуаром, а иногда — с «пращой звезд».

Такое толкование подтверждается, кроме того, работой Лэмба о словарных запасах юкатанских майя в колониальный период, в которой в поисках эквивалента звезды, слова эк, он обнаружил следующий комментарий: «пятна, как у тигров и оленя в малом возрасте» и «пятна на шкуре оленя». Лэмб добавил: «У майя символ звезд изображался в виде пятен ягуара, а символ ночного неба — в виде его шкуры». В этих сведениях мы сталкиваемся с тем, что можно было бы назвать психологической установкой технического языка мифологии, где яркие и весьма красивые мысленные образы используются для выражения сложных ассоциаций, — каковыми в данном случае выступают ассоциации солнце/день/олень/июньское солнцестояние и луна/ ночь/ягуар/декабрьское солнцестояние: пятна ягуара видны при свете луны, в то время как пятна оленя, если зрение у наблюдателя достаточно острое, проступают при солнечном свете в тени, что служит маскировкой для молодняка.

Хотя эта история из «Пополь-Вуха» объясняет, почему у Гуарани ягуары должны были «подниматься в горы» в поисках оленя, она также проливает свет на древний и плодотворный период в развитии цивилизации в Америке. Олень и кролик теряют свои хвосты, согласно мифу, как раз в период возникновения земледельческой цивилизации. И в майяском, и в андском представлении именно в этот период «пробудились» звезды. Там, где прежде области неба, восходящие в моменты солнцестояний, ассоциировались со звездами лишь смутно, подобно пятнам ягуара и оленя, теперь они обретали точное местоположение благодаря солнцу и луне в противоположные солнцестояния (намек на усовершенствование сельскохозяйственного календаря), а эти светила символизировались теперь отрубленными белыми хвостами оленя и кролика [137]. Похоже, далее, что с появлением Близнецов, Солнца и Луны в формулировке о солнце и луне в противоположные солнцестояния мы сталкиваемся с увековечиванием памяти об открытии наклонного направления эклиптики. Наконец, попутно отмечу, что олень и кролик выполняют те же самые функции, что и андские животные в обозначении границ между тремя мирами, поскольку олень в поисках пищи поднимается в «горы», в то время как кролик живет в земляной «дыре».

Что касается Анд, то достаточно обратить внимание на название созвездия Топатурка, упомянутое Акостой, Кобо и Поло и определенное редактором Поло Уртеагой как «сокращенное Тупак шарука», означающее «королевский олень» [138]или, возможно, «тростниковый олень», если толковать его как топа тарука. Это созвездие так никогда и не было идентифицировано. Я думаю, причина тому, как и в случае с неопределенностью идентификации созвездия Ягуара в Андах, объясняется тем же контекстом, что майяская неопределенность в отношении звезд, которые подобны пятнам оленя и ягуара. Мифологические формулировки, предполагающие противостояние охотника и его добычи, в век земледелия превратились в устаревшие культурные образцы и поэтому уступили место таким названиям созвездий, которые в большей мере соответствовали сельскохозяйственному обществу.

Культурное значение оленя в Андах помнили хорошо (глава 7), но его небесное тождество, которое, быть может, всегда соотносилось в полной мере не с какими-то определенными звездами, а скорее с представлением об июньском солнцестоянии, было забыто ввиду как практической, так и религиозной необходимости создания солнца, луны и звезд, которые будут сиять над сельскохозяйственными террасами Анд. Эта идея находит четкие параллели в иконографии Паленке, где иероглифическое обозначение и оленя, и кролика изображается в виде скелетов, образов уже не существующего века.

Описания церемониального центра в Тиауанако лишь недавно вышли из печати. Тиауанакский церемониальный комплекс полностью окружен рвом, назначение которого, говоря словами Алана Колаты, «состояло в том, чтобы уподобить образ городского центра острову», дабы отделить обычный мир от «пространства и времени святынь» [139]. Элиад зафиксировал такое же использование символа в Старом Мире, как, например, в римском mundus («мир»), или в круговом рве, который «являл собой точку, в которой соприкасаются подземный и земной миры». Цель таких ограждений заключалась в том, чтобы образовать священное пространство, внутри которого можно было выстроить храм или модель космоса, «область, в которой пересекаются высший (божественный) земной и подземный миры». Как мы уже видели, Элиад подробно описал, что центральной символикой таких строений храма являлся символ космической горы, обозначающий пуп земли, соединение трех миров.