Уильям Салливан - Тайны Инков

В стремлении понять смысл переименования льюту в мама миркук я обнаружил несколько контрастов. Прежде всего забавным выглядит уарочирийский миф. Юмор фактически служит в качестве усилителя памяти, своего рода кинетического фарса, придающего незабываемый смысл связности «событий» мифа. Один из наиболее интересных аспектов этой истории — это фактически мастерство, используемое для проецирования этого смысла связности движения неподвижных звезд. Если сдвигается что-то одно, перемещается все. Льюту летит, вызывая падение Лиса, приводя в волнение всех остальных зверей, освобождая «змею» — то есть «тектоническую» силу, которая «перемещает» небесную землю.

Смысл объединенного движения неподвижных звезд подчеркивается, далее, деятельностью зверей. В Андах по сей день каждый должен участвовать в ежегодной очистке оросительных каналов. Даже если человек слишком болен или слишком состоятельный, чтобы выполнять физический труд, он тем не менее обязан нанять работника из другой деревни взамен себя. Очистка оросительных каналов — это занятие андских общин par excellence [110]. В очистке ирригационных каналов — все за одного и один за всех. Если Лиса падает, падают все, и результат неизбежен: «оросительная канава» течет теперь немного ниже.

Археологические данные также подтверждают такое толкование мифа. Как уже отмечалось, фундаментальная космологическая схема, по которой осуществлялась планировка Инкской империи, тауантинсуйу, подвергалась влиянию азимута восхода Южного Креста. Там, где все другие линии в этом крестообразном делении направлялись к кардинальным точкам, линия, которая «должна» идти на юг из центра (храма Солнца), искривлялась к юго-востоку, к той точке на горизонте, где всходил Южный Крест и льюту.

В свете вышеупомянутого рассказа, кажется очевидным, что причиной такой процедуры была заинтересованность в связи между прецессионным движением и льюту крус. Причина такого подхода состоит просто в том, что азимут восхода звезд (точки их восхождения на горизонте) перемещается быстрее по горизонту вследствие прецессии в глубине южного неба, чем это делают звезды, расположенные ближе к восточно-западной линии. Миф делает это утверждение, отмечая, что именно льюту инициализировал движение всех других звезд. Вопрос здесь не в «обвинении» льюту за ее быстрый полет, а в том, как «там стали» вести себя объекты. Они выступают здесь, как это было в действительности, «системой раннего предупреждения» о прецессионном движении. Далее, причина, по которой миф упоминает скорее льюту, чем Южный Крест или некую иную звезду, состоит в попытке избежать смешения яблок с апельсинами. В центре данной истории находятся злоключения Лисы. Лиса — это объект темного облака. Что касается специфики наблюдения — при которой объекты темного облака начинают постепенно исчезать из вида приблизительно за два часа перед восходом солнца, — положение Лисы надо сравнивать с положением другого объекта темного облака.

Из этого сравнения мифологического льюту с инкской мама миркук я все же вынес нечто. В уарочирийском мифе связь неподвижных звезд друг с другом выражена в виде незатейливой метафоры — очистки оросительной канавы, воплощенной в кинетическое изображение мультипликации. Полет льюту, который ускоряет действие, не выражается в смысле вины, а является «естественным» событием, чтобы эта история была понятной на любом уровне. С другой стороны, в этом же самом объекте инки видели подвох. За истекшие столетия что-то изменилось, некое восприятие, имеющее отношение к самой природе небесных тел. Южный «угольный мешок» теперь грозил «сожрать» предков. Единственное сведение, которое я мог бы извлечь, было общее: как объект, восходящий в южных небесах, мама миркук была удобным индикатором прецессионного движения. Казалось, что нечто относящееся к смещению ориентации земли в небесной сфере беспокоило инков. Тем временем в памяти слабо шевелилась мысль: где-то я уже слышал эту историю прежде.

Версии ацтекских мифов о Кецалькоатле рассеяны по целой дюжине текстов. Из пяти существующих фрагментов, сохранившихся в оригинале на науатле (ацтекском) [111], один относится к началу Пятого Века, или Века Солнца, по ацтекской космогонии, и к роли, сыгранной богом Кецалькоатлем в сотворении человечества Пятого Века. Это событие, зафиксированное в так называемых «Легендах о Сыне», произошло, как говорили, в течение полумифологического Тольтекского периода (приблизительно 600 — 1100 годов н. э.), который начался после того, как великий потоп разрушил Четвертый Мир. По ацтекской схеме, во время конкисты все еще продолжался Пятый Век.

История начинается с замысла собравшихся богов сотворить некое новое человечество, которое бы им поклонялось. Именно Кецалькоатль предпринимает путешествие в Миктлан, землю усопших, чтобы взять там кости предков человечества. Он принесет их обратно на землю богов, которые могли произвести новое воплощение расы. У входа в преисподнюю Кецалькоатль встречает божество земли усопших, двуликого властителя и властительницу Миктлана. Когда он объясняет им свою задачу, властитель и властительница соглашаются пойти ему навстречу, советуя сначала подуть в трубу-раковину. Но божество Миктлана — двулично, и труба оказывается заткнутой. Тем не менее Кецалькоатль преодолевает препятствие и извлекает звуки из трубы. Вынужденные теперь уступить желанию Кецалькоатля, властитель и властительница Миктлана говорят ему, чтобы он взял кости.

Но они приготовили ловушку. Они велят своим «подданным» потребовать разрешением кости. Кецалькоатль протестует и, прибегая к собственной уловке и притворяясь согласным, убегает. Властитель и властительница Земли Мертвых тут же обращаются к своим «подданным»:

«Святые, Кецалькоатль поистине уносит драгоценные кости, Святые, сделайте ему склеп!» Тогда они сделали его для него. Кроме того, его напугал перепел, и так он свалился в склеп, споткнулся и упал без сознания. И драгоценные кости тут же поэтому были разбросаны. Тогда перепел стал клевать их. И когда Кецалькоатль пришел в себя, он зарыдал. Затем он сказал своему науалю [второму «я» духовного мира]: «Мой науаль!/Как будет с ним?» И сразу ему ответили: «Как будет с ним? Он будет погублен. Но позволь ему быть как будет».

Бирхорст замечал: «Этот печальный эпизод наглядно объясняет происхождение человеческой смертности».

Возможно, я был близок к тому, чтобы испытать свой собственный «печальный эпизод». Насколько я мог понять, этот миф был фактически идентичен мифу о Лисе и оросительной канаве. Проблема состояла в том, что уровень обмена между Мексикой и Перу, необходимый для такой идентичности, как предполагается, не имел места.