Пол Эврич - Русские анархисты. 1905-1917

Ужасающие представления Бидбея о революции делил с ним небольшой кружок анархистов-общинников, который во время революции 1905 года доставил в Санкт-Петербург огромное количество подстрекательской литературы. Заметным членом этой группы был Толстой-Ростовцев (он же Н.В. Дивногорский), сын правительственного чиновника из Саратовской губернии. Примерно тридцати лет от роду (Бидбею было двадцать с небольшим), Ростовцев обладал простой, но симпатичной внешностью, а идеализм его натуры с готовностью преобразовался в революционный фанатизм. Посещая Харьковский университет, он стал вначале страстным последователем толстовского непротивления злу насилием, но вскоре оказался на противоположном полюсе – проповедником неограниченного террора. В 1905 году он писал инструкции (вместе с чертежами) по изготовлению самодельных «македонских» бомб и давал советы крестьянам, «как ловчее поджигать скирды сена своего помещика». На обложке одной из брошюр изображены бородатые крестьяне с косами и вилами в руках, поджигающие церковь и усадьбу в своем селе. На их знамени был девиз: «За землю, за волю, за анархистскую долю». Ростовцев призывал русский народ «взять топор и обречь на смерть царскую семью, помещиков и попов!».

Другие брошюры Ростовцев и его соратники по кружку анархистов-общинников адресовали фабричным рабочим Петербурга, побуждая их ломать станки, подкладывать заряды динамита под городские электростанции, бросать бомбы в «палачей» из среднего класса, грабить банки и магазины, взрывать полицейские участки и сносить тюрьмы с лица земли. Кровавое воскресенье научило рабочих, чего ждать от царя и робких адвокатов постепенных реформ. «Пусть могучая волна массового и индивидуального террора захлестнет всю Россию! Да восторжествует бесклассовое общество, где каждый будет иметь свободный доступ к общественным хранилищам и работать всего четыре часа в день, чтобы иметь время для отдыха и образования – время, чтобы жить, «как подобает человеку», неся лозунги социальной революции и «Да здравствует анархистская коммуна!».

Петербургские анархисты-общинники и парижская группа Бидбея «Безначалие» вне всяких сомнений имели много общего. Не раз листовки петербургской группы перепечатывались в «Листке» Бидбея. И соответственно не вызывало удивления, что, когда в декабре 1905 года Бидбей вернулся в российскую столицу, анархисты-общинники сразу же признали его своим лидером и сменили имя организации на «Безначалие».

В рядах «Безначалия» была женщина-доктор, три или четыре гимназиста, жена Ростовцева Маруся и несколько бывших студентов университета (кроме Бидбея и Ростовцева), весьма выдающийся молодой человек из провинции девятнадцати лет от роду Борис Сперанский и Александр Колосов (Соколов), примерно двадцати шести лет, сын священника из Тамбовской губернии. Как и многие другие участники революционного движения, Колосов получил образование в православной семинарии, где преуспел в математике и в иностранных языках. Он был принят в Духовную академию, но резко прервал многообещающую церковную карьеру, вступив в эсеровский кружок и занявшись революционной пропагандой. Затем он провел какое-то время в ряде российских университетов, но лишь для того, чтобы вернуться в отцовскую деревню, где стал вести пропаганду среди крестьян. В 1905 году Колосов прибыл в Санкт-Петербург и вступил в анархистский кружок Ростовцева.

Кроме Бидбея (и возможно, Ростовцева), по крайней мере еще один член «Безначалия» имел дворянское происхождение. Владимир Константинович Ушаков, чей отец был земским начальником в Санкт-Петербургской губернии, вырос в семейном имении под Псковом. После окончания гимназии в Царском Селе, где была летняя резиденция царя, Ушаков поступил в Санкт-Петербургский университет и уже в 1901 году включился в студенческое движение. Как и Бидбей, он уехал за границу, но вернулся в Санкт-Петербург как раз, чтобы стать свидетелем массовой бойни Кровавого воскресенья. Скоро он вступил в ряды анархистов-общинников и стал действовать как агитатор среди фабричных рабочих, которым был известен под кличкой Адмирал.

И наконец, надо упомянуть еще одного члена кружка Бидбея, некоего Дмитриева, или Дмитрия Боголюбова, который, как выяснилось, был полицейским шпиком и способствовал провалу группы в январе 1906 года. В то время, когда «Безначалие» планировало крупную «экспроприацию» (пока им удалось провести лишь два террористических акта: взрыв бомбы и стрельба по сыщикам), полиция ворвалась в их штаб-квартиру, арестовала заговорщиков и захватила их печатный пресс. Ускользнуть из рук властей повезло только Ушакову, который скрылся во Львове в Австрийской Галиции.

«Черное знамя» и «Безначалие» при всей их известности были единственными организациями анархо-коммунистов, которые возникли в революционной России. Что же до остальных, то некоторые предпочли придерживаться относительно умеренного курса кропоткинской организации «Хлеб и воля», в основном довольствуясь распространением пропаганды среди рабочих и крестьян. Тем не менее большинство приняло кровавое кредо Бакунина и Нечаева и ступило на путь терроризма. Одно такое ультрарадикальное общество, Интернациональная группа в балтийском городе Риге, организовало серию «эксов» и выпустило на гектографе поток листовок, понося сдержанность и умеренность любого вида. Рижская группа презрительно отбросила мнение социалистов, что волнения 1905 года были «демократической революцией», и осудила их за защиту «мирного сотрудничества в парламенте со всеми капиталистическими партиями». Лозунг «свободы, равенства и братства», под которым неизменно выступали все европейские революции XVIII и XIX веков, был пустым обещанием со стороны среднего класса. «Научный» социализм окрещен пустым обманом. Марксисты с их централизованным партийным аппаратом и многословными разговорами об исторических этапах, по их мнению, были «друзьями народа» не больше, чем Николай II. Они скорее были якобинцами наших дней, которые ставили себе целью с помощью рабочих захватить для себя власть. Подлинного освобождения человечества можно добиться только с помощью социальной революции широких масс. Нетерпеливые ответвления анархизма прибегали к насильственным формам, в основном на юге, где «боевые порядки» больших городов в старании координировать свою террористическую деятельность объединялись в свободных рамках Южно-русской боевой организации.

Анархисты Киева и Москвы как бы по контрасту прилагали максимальные усилия к распространению пропаганды. Киевская группа анархо-коммунистов нашла убедительного защитника умеренного курса действий в лице молодого кропоткинца Германа Борисовича Сандомирского [6] В 1907 году Дмитрий Богров, который четыре года спустя совершил в Киеве покушение на премьер-министра Столыпина, был членом киевской группы анархо-коммунистов и в то же время состоял агентом секретной полиции. Тем не менее убийство Столыпина было его личным актом, не имевшим прямой связи с его революционной или полицейской деятельностью. . Тем не менее самым важным пропагандистским центром была Москва. Первый анархистский кружок появился здесь в 1905 году, но почти сразу же распался, едва полиция арестовала его лидера, еще одного молодого ученика Кропоткина Владимира Ивановича Забрежнева (Федорова). Группа «Свобода», которая смогла заявить о себе в декабре 1905 года, действовала как склад, перевалочный пункт пропагандистских материалов, получая литературу из Западной Европы и из пограничных губерний, откуда она распространялась среди новых ячеек в Москве, Нижнем Новгороде, Туле и других промышленных центрах Центральной России. В 1906 году в Москве появились еще четыре группы: «Свободная коммуна», «Солидарность» и «Безвластие», искавшие себе сторонников в рабочих районах, а также студенческий кружок, использовавший аудитории Московского университета как революционный форум. Совместные митинги с эсерами и социал-демократами, на которых шли горячие дебаты о достоинствах парламентского правительства, порой проходили на Воробьевых горах и в Сокольниках на окраине города. «Долой Думу! – случалось, кричали анархисты. – Долой парламентаризм! Мы хотим свободы и хлеба! Да здравствует народная революция!» Некоторые из московских групп к пропагандистской деятельности примешивали и терроризм, делая «японские» бомбы и собирая тайные конклавы в Донском монастыре, чтобы планировать «экспроприации». Одна молодая женщина двадцати шести лет рассталась с жизнью, когда бомба, которую она проверяла, взорвалась у нее в руках. Кроме многочисленных групп анархо-коммунистов, которые во время революции 1905 года появились по всей России, в Одессе возникла еще одна, совсем небольшая группа анархистов, анархо-синдикалистского толка (о них пойдет речь ниже), а в Москве, Санкт-Петербурге и Киеве появилась еще одна разновидность – анархо-индивидуалисты. Оба ведущих представителя индивидуалистского анархизма обитали в Москве – Алексей Алексеевич Боровой и Лев Черный (Павел Дмитриевич Турчанинов). От Ницше они унаследовали желание полного отказа от всех ценностей буржуазного общества – политических, моральных и культурных. Более того – находясь под сильным влиянием Макса Штирнера и Бенджамена Такера, немецкого и американского теоретиков индивидуалистского анархизма, они потребовали полного освобождения человеческой личности от пут организованного общества. С их точки зрения, даже добровольческие коммуны Петра Кропоткина ограничивают свободу личности. Часть анархо-индивидуалистов нашла конечное выражение своей социальной отчужденности в насилии и преступлениях, другие обрели себя в авангардистских литературных и художественных кружках, но большинство осталось философскими анархистами, которые вели оживленные дискуссии и разрабатывали свои теории индивидуализма в толстых журналах и книгах.