Дэвид Гланц - Советское военное чудо 1941-1943. Возрождение Красной Армии

Хотя боевая отдача Красной Армии постоянно повышалась (причем на протяжении лета и осени 1943 года-драматически резко) и будет продолжать повышаться все последующее время, однако она все еще испытывала определенные проблемы, которые не удастся полностью решить до самого конца войны. Наиболее серьезная из этих проблем относилась к определенным «дурным привычкам», сложившимся у некоторых представителей старшего командного состава за первый период войны, от которых они оказались не в состоянии избавиться до самого ее окончания.

Наихудшей из этих дурных привычек была склонность некоторых командиров, особенно представителей Ставки и командующих фронтами и армиями, без нужды расходовать ценную живую силу и технику, особенно в ходе фронтальных атак при операциях по прорыву обороны противника. Причем в ряде случаев такие атаки могли проводиться неоднократно, уже после того, как стало очевидным, что успешный прорыв невозможен, и даже в тех случаях, когда успех могли принести другие методы прорыва обороны, стоящие гораздо меньших потерь. Избалованные представлением, будто Советский Союз может и дальше ставить в строй кажущиеся нескончаемыми ряды свежей живой силы, как ставил их в первый период войны, многие командующие старшего звена демонстрировали наплевательское отношение к боевым потерям.

Хотя Ставка зачастую приказывала действующим фронтам сократить свои потери, те оставались высокими до конца войны — по крайней мере отчасти потому, что Сталин, другие члены Ставки и многие командующие фронтами относились к боевым неудачам и потерпевшим их командирам с презрением, а то и похуже. [217]И данное явление не ограничивалось высшими командными уровнями. Например, один бывший полковой командир Красной Армии, когда его спросили о потерях, которые нес его стрелковый полк во время операций по прорыву вражеской обороны, проведенных с 1941 по 1945 год, ответил: «Мы теряли почти 50 процентов своих бойцов, безотносительно к периоду войны». [218]

Громкая слава многих высших командиров Красной Армии, заслуженная благодаря успешным операциям, проведенным в первый и второй период войны, а также высокое положение, которое многие из них занимали в послевоенном Советском Союзе, защитили их от критики за допущенные ими тяжелые потери. Поэтому не приходится удивляться, что многие русские сегодня по-прежнему считают некоторых маршалов и генералов Красной Армии «кровавыми», а других «человечными». [219]

Еще одна, несколько легче объяснимая проблема, заключалась в очевидном отсутствии гибкости и инициативы со стороны ее командного состава — на уровне армий, а особенно на уровне корпусов и ниже. Однако эта проблема была прямым следствием того, как фронты и армии организовывали операции по прорыву вражеской обороны. Для успешного проведения операции прорыва требовалось, чтобы атакующие войска на всех командных уровнях выполняли свои задачи точно и строго по плану, словно зубчатые колесики в гигантском механизме. Любое отклонение какого-то отдельного корпуса, дивизии, полка или даже батальона от намеченных ему целей могло сорвать всю операцию. Поэтому командующие фронтами и армиями не поощряли «чрезмерной» инициативы своих подчиненных, чтобы те не расстроили общий план наступления. [220]В результате на протяжении всей войны советские стрелковые войска и поддерживающие их виды вооружений, составлявшие свыше 80 процентов Красной Армии, действовали как массивный паровой каток, проламывающий себе путь сквозь оборону вермахта, не считаясь с ценой в человеческих жизнях. Самые высокие потери возникали в тех случаях, когда этот паровой каток запинался, но они были высоки даже тогда, когда он успешно выполнял свою смертоносную задачу.

Хотя такое стереотипное восприятие Красной Армии времен войны отчасти верно, оно оставляет без внимания совершение иную часть армии, особенности которой начали постепенно проявляться после мая 1942 года, став особенно ярко заметным? летом 1943 года и в последующий период войны. Мы имеем в виду подвижные войска Красной Армии. Этот новый элемент который включал в себя танковые армии, танковые, механизированные и кавалерийские корпуса и отдельные танковые бригады, составлял к середине 1943 года примерно 20 процентов советской войсковой структуры. Именно он внес наибольший вклад в успех наступательных операций Красной Армии с июля 1943 года и до конца войны.

Советские танковые войска резко отличались от приведенного выше стереотипа. Для достижения своих оперативных и стратегических побед Красная Армия нуждалась в подвижных соединениях, чтобы гибко использовать их наступательную мощь для завершения прорывов, развития наступлений, проведения глубоких рейдов и операций преследования. Как показали впечатляющие победы Красной Армии в 1944 и 1945 годах, при проведении этих сложных операций командующие подвижными войсками демонстрировали высокую степень гибкости и личной инициативы.

Еще одной серьезной проблемой Красной Армии вплоть до конца войны было поддержание политической благонадежности и дисциплины среди ее солдат и офицеров. Хотя ГКО отменил в 1943 году [221]систему комиссаров, он по прежнему сохранял строжайший контроль над военными путем продолжения печально знаменитых довоенных чисток офицерского корпуса и во время войны, хотя более скрытно и не в таких масштабах. Это происходило благодаря использованию замполитов на всех уровнях командования и созданию сурового, а зачастую и допускающего произвол и жестокость, осуществляемого НКВД режима обеспечения безопасности, призванного пресекать любое проявление нелояльности со стороны солдат и офицеров.

Наряду со строгим политическим контролем Красная Армия продолжала применять драконовские методы, гарантирующие поддержание дисциплины в рядах армии и надежную боевую отдачу ее солдат. В число этих методов входило создание и использование штрафных частей численностью от взвода и даже до корпуса, [222]использование для предотвращения дезертирства заградотрядов, контроль за проведением и проступками солдат и офицеров со стороны контрразведывательного органа под названием СМЕРШ («Смерть шпионам»), который одинаково вселял страх в сердца и советских командиров, и солдат.

В сочетании с явной ненавистью солдат к немецким захватчикам и апеллированием к скрытому русскому национализму, традиционной любви солдат к Родине [223]и их надеждам на лучшее послевоенное будущее, эти меры гарантировали, что солдаты Красной Армии и дальше будут сражаться, невзирая на потери. Конечно в то же время эти суровые дисциплинарные меры также увеличивали риск того, что в какой-то момент Красная Армия может просто-напросто развалиться, как развалилась в 1918 году ее предшественница, царская армия. Существовала даже теоретическая опасность того, что высший командный состав в ответ на угрозы и запугивание совершит государственный переворот. Однако тот факт, что не произошло ни развала армии, ни государственного переворота, убедительно свидетельствует о безжалостной эффективности сталинского режима.