Марк Батунский - Россия и ислам. Том 1
- Название:Россия и ислам. Том 1
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Прогресс-Традиция»c78ecf5a-15b9-11e1-aac2-5924aae99221
- Год:2003
- Город:Москва
- ISBN:5-89826-106-0, 5-89826-189-3, 5-89826-188-5, 5-89826-187-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Марк Батунский - Россия и ислам. Том 1 краткое содержание
Работа одного из крупнейших российских исламоведов профессора М. А. Батунского (1933–1997) является до сих пор единственным широкомасштабным исследованием отношения России к исламу и к мусульманским царствам с X по начало XX века, публикация которого в советских условиях была исключена.
Книга написана в историко-культурной перспективе и состоит из трех частей: «Русская средневековая культура и ислам», «Русская культура XVIII и XIX веков и исламский мир», «Формирование и динамика профессионального светского исламоведения в Российской империи».
Используя политологический, философский, религиоведческий, психологический и исторический методы, М. Батунский анализирует множество различных источников; его подход вполне может служить благодатной почвой для дальнейших исследований многонациональной России, а также дать импульс всеобщим дебатам о «конфликте цивилизаций» и столкновении (противоборстве) христианского мира и ислама.
Россия и ислам. Том 1 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
79 См. подробно: Благова Г.Ф. Историко-этимологические заметки. С. 321–337.
80 Все же надо при этом дифференцировать словообразовательные отношения как самостоятельный аспект словообразования и соответствующих словообразовательных процессов. Если основная роль первых – структурно-унифицирующая, то вторых – это номинация, т. е. пополнение и обогащение словаря (см. подробно: Соболева ПЛ. Моделирование словообразования // Проблемы структурной лингвистики 1971. М., 1972; Улуханов И.С. Словообразовательная семантика в русском языке. М., 1977; Гинзбург ЕЛ. Словообразование и синтаксис. М., 1979). Данного аспекта Г.Ф.Благова не касается, равно как и не подчеркивает семантической тождественности морфологических вариантов привлеченных ею к анализу слов, поскольку все они – представители одной и той же деривационной категории (это верно и для результатов воспроизведения все той же вариантности – « бусурманский », « мусульманский » т. д.). Надо было бы тщательно выявить, в какой мере типологические характеристики интересующего нас словообразовательного гнезда отражают специфические для него семантические связи, семантическую структуру производных и семантику непроизводного слова, от которого образованы все составляющие гнездо производные.
81 О том, как русскии язык достигал своего нынешнего мощного адаптационного потенциала и избегнул «лексической ксенофобии», не боясь разнообразных (в том числе и тюркских) заимствований, см. подробно: Kipars-ky V. On the Stratification of the Russian Vocabulary. Oxford Slavonic papers. New series. 1971. P. 1–11.
82 Словарь Пушкина. II. М., 1957. С. 642. Но в «Путешествии в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах» (ч. 1–2 М., 1822), принадлежащем перу современника Пушкина, капитана Н.Муравьева, это слово используется только в одном варианте – мусульман.
83 Отсюда, наверное, настолько прочно укоренившееся в массовом сознании отождествление тюрков с исламом. Даже в 1938 г. составители семнадцатитомного академического словаря (T. II. Стб. 114) дали такое пояснение: «Магометанство. Религия, распространенная преимущественно среди тюркских народностей».
84 Т. е. булгарах.
85 Мелиоранский П. Заимствованные восточные слова. С. 116.
86 Благова Г.Ф. Историко-этимологические заметки. С.322.
87 Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики. С. 23.
88 Книги временныя и образныя Георгия Мниха, славянорусский перевод (XI в., в списках XIII–XIV вв.); Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. T. I. Текст. Пг., 1920. T. II. Исследования. Л., 1930; T. III. Словарь. Л., 1930.
89 Благова Г.Ф. Историко-этимологические заметки.
90 Крачковский И.Ю. Очерки… С. 20, 21, 24.
91 Надо, впрочем, согласиться с A.M. Martinet, что знание этимологии может помочь объяснить некоторые изменения смысла: расширение или сужение значения слов, например. Но современное значение слова можно установить лишь на основе синхронного анализа (см. подробно: Martinet А. Homonymes et Polysémis // Linguistique. P. 1974. Vol. 10. fasc. 2. P. 37–57).
92 При их же анализе надо будет учитывать: I) семантические окказионализмы (например, либо расширение значения слова «ислам» – использование видового наименования вместо родового, скажем тогда, когда он отождествлялся со всем Востоком, или его сужение, скажем, когда он отождествлялся лишь с тюрками); 2) разнообразные типы паронимии – замена незнакомого слова известным на основе звуковой близости и т. д.
93 Даже самый приблизительный обзор покажет, что определения ислама как ереси не только крайне редки, но и, как правило, являются функционально не нагруженными, не вошли в употребительную лексику, носят случайный характер и механически повторяли (притом в самой что ни на есть краткой форме) те или иные византийские или западноевропейские формулировки. Они не разрабатывались далее и никак не подключались к тематическому уровню собственно русских произведений о конфессиональном и этническом конфликте с мусульманством. Ясно, что для принципа зрительной наглядности – требующего поиска нестандартных сопоставлений, создания неожиданных и точных чувственно осязаемых ассоциаций – этот ход был совершенно бесполезным. По-видимому, вообще старорусской литературе об исламе присуще мозаичное построение контекстов, группирующихся вокруг чувственной экспрессии ведущего образа.
94 Варвар – Турок, о чем не раз говорится, например, в «Истории…» Нестора Искандера. Что касается существительного «тьма» (и сопутствующего ему прилагательного «черный», в совокупности своей противопоставляемого «Светлой Руси»), то здесь по отношению к мусульманам применялись те же выразительные определения, что и ранее в отношении кочевников, особенно к татаро-монголам. Такие же определения в полной силе сохраняются и поныне в русской литературе. Так, в книге стихов поэта Н. Рубцова «Последний пароход» (М., 1973) есть такие строки: «И Чингиз-хана сумрачная тень над целым миром солнце затмевала. И черный дым летел за перевалы к стоянкам светлых русских деревень».
95 Поэтому-то, в частности, нельзя считать универсально-масштабными и ахронно-действующими такие, к примеру, характеристики Слова: «его эстетическое значение неисчерпаемо» ( Шульская О.В. Слово дым в русской поэзии // Проблемы структурной лингвистики. 1979. С. 226); оно «погружается в неисчерпаемое богатство и противоречивое многообразие самого предмета, в его «девственную», еще «несказанную» природу» (Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 91) и т. д. Во всяком случае, за словом «Ислам» значения были весьма стабильно закреплены; объем возможностей для его «погружения в неисчерпаемое богатство и противоречивое многообразие самого предмета» изначально оказался сильнейше суженным, и в любом контексте оно воспринималось любым носителем русского языка как нечто по крайней мере одиозное.
96 К своим замечаниям по поводу историко-этимологических исследований добавлю здесь соображения об актуальности и иной задачи – многоаспектно исследовать языковые явления и строить лингвистический анализ на едином лингвистическом основании. Сочтем минимальной единицей синтаксического анализа единицу двустороннюю – монему. Способ объединения монем – функция – так же, как и монема, наделен не только формой, но и смысловым содержанием. Классификация монем по функциям дает возможность представить в сбалансированном виде описание содержательного и формального планов (см. подробно: Grammaire fonétionnelle du français / Sous la dir. d’A.Martinet. Red d’ A. Martinet et de J. Martinet. Paris. Diedier. 1979).
97 Словом, с одной стороны, есть «центр» – костяк, стабильный каркас системы, который представлен вписывающимися в нее установками и символами, вербально признаваемыми всеми членами общества, а с другой – «слабые» зоны системы. Они представлены несистемными установками, символами и оппозициями, нейтрализуемыми или не принятыми у части членов общества или варьирующимися от индивида к индивиду. Встает, следовательно, задача детального анализа «морфологии культуры», то есть того, как «центр» и «периферия» означают одно и то же различными формами, каковы формальные вариации одной и той же долженствующей быть обязательной «идеологической мелодии», – в том случае, когда в разных текстах культуры (точнее будет даже говорить о появлении субкодов, характеризующих различные подгруппы языкового коллектива) они включаются в разные контексты, и как, наконец, она может в конечном счете радикально переинтерпретироваться и реструктироваться. В таких случаях вероятна ситуация, когда уже «периферия» выступает в качестве «распределителя ролей», элемента, ответственного за структурализацию всех прочих компонентов культуры – или той или иной ее сферы. Ниже я постараюсь показать, как в ходе прагматизации внешнеполитической (и примыкающих к ней) сферы русской культуры начались пространственные и интеллектуальные поиски, породившие существенные изменения в процессе восприятия и концептуализации исламских феноменов.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: