Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее

Это заявление Ким Ир Сена и его примирительные жесты в отношении советских корейцев совпали с заметным изменением тона и стиля официальных публикаций. В частности, именно с конца февраля пресса перестала использовать термин «вождь» (сурёнъ) в отношении Ким Ир Сена. Как уже упоминалось, персональные нападки на советских корейцев резко прекратились после 20 февраля. Совпадение это не могло быть случайным.

Наблюдателям-современникам вполне могло показаться, что заявление Ким Ир Сена от 18 февраля означало решительный поворот в северокорейской политике по отношению к «культу личности». Однако это заявление не носило публичного характера, и было адресовано ограниченному кругу высших сановников. Как мы увидим, за заявлением 18 февраля последовало несколько иных, весьма похожих по содержанию заявлений Ким Ир Сена, однако они не привели к сколько-нибудь существенным переменам в корейской внутренней политике. Вся эта самокритика была не отражением трансформации взглядов Ким Ир Сена на свою собственную роль, а являлась продуманным тактическим маневром, направленным на снижение внутрипартийной напряженности. Посредством такой самокритики Ким Ир Сен давал понять, что способен признавать свои ошибки и исправлять их. Таким образом он заставлял своих потенциальных оппонентов занять выжидательную позицию. Некоторых северокорейских руководителей либерального склада тревожил авторитарный стиль и культ личности Ким Ир Сена. Они хотели использовать изменения в международной обстановке для того, чтобы сделать общество Северной Кореи более терпимым и менее репрессивным. Немало людей в руководстве КНДР были движимы, как можно предполагать, не столь альтруистическими мотивами, но и они желали перемен, рассчитывая использовать их в своих целях. Однако Ким Ир Сен своим заявлением продемонстрировал, что он сам собирается исправить свои прошлые ошибки. После подобного признания какие-либо решительные акции со стороны недовольных выглядели бы излишними, и это позволяло Ким Ир Сену выиграть время. Как мы увидим, позже Ким Ир Сен применит ту же тактику еще раз — и с немалым успехом.

Впрочем, мы не можем быть полностью уверенными в том, что и этим, и другими подобными заявлениями Ким Ир Сен хотел только выиграть время. Нельзя полностью исключить и другую возможность: в течение какого-то времени он мог всерьез подумывать о том, как использовать в своих интересах или, по крайней мере, взять под контроль нарастающий поток десталинизации — и самому встать во главе движения. В некоторых странах Восточной Европы, особенно в Чехословакии, Албании и Румынии, бурные годы десталинизации почти не затронули позиций местных лидеров. В этих странах руководители пошли на ограниченные уступки новому московскому курсу и сумели сохранить свои личные политические позиции, при этом на словах признав идеалы «коллективного руководства», «борьбы с культом личности» и «мирного сосуществования». В случае с Албанией и Румынией сталинизм (в его националистической форме) возродился в 1960-х гг., но в конце 1950-х гг. лидеры обеих этих стран официально заявляли о неприятии культа личности и сопутствующих ему пороков. Похожую стратегию выбрал и Червенков в Болгарии, хотя в конечном счете покаянные заявления не предотвратили отстранение Червенкова от власти его противниками. В любом случае, лидеры всех этих стран превосходно воспользовались «новым стилем» и иногда, как в случае с Червенковым, официально признали «ошибки» возглавляемых ими режимов. Правда, эти признания прозвучали открыто и публично, а не за закрытыми дверьми, как признания Ким Ир Сена весной и летом 1956 г. [96] О болгарских событиях и поведении В. Червенкова подробнее см.: JohnBell. The Bulgarian Communist Party from Blagoev to Zhivkov. Stanford: Hoover Institution Press, 1986. P. 112–118. Подобная тактика помогла выжить в беспокойные годы некоторым восточноевропейским диктаторам, так что такой исход был в принципе возможен и для Северной Кореи. Однако Ким Ир Сен (даже если он действительно рассматривал такую возможность) в конечном итоге выбрал другой путь.

По-видимому, именно в связи с этой сложной интригой в начале апреля в корейской официальной печати было опубликовано несколько больших критических статей, посвященных культу личности Сталина. Эти статьи не были написаны корейскими авторами, а представляли собой перевод публикаций, появившихся в советских и китайских официальных изданиях. Это вполне понятно, так как выражение индивидуального мнения по столь щекотливому вопросу было бы опасным. Это, в частности, могло быть воспринято как прямое вмешательство во внутреннюю политику «старшего брата». Помимо этого, рассмотрение проблемы «культа личности» могло быть воспринято как завуалированная критика самого Ким Ир Сена, что было еще более рискованным. Тем не менее переводные статьи на темы «культа» все-таки стали появляться в печати с весны 1956 г. Помимо всего прочего, именно из этих статей северокорейские читатели впервые получили возможность узнать истинное значение самого термина «культ личности» [97] Нодон синмун. 5 апреля, 8 апреля 1956 г. Статья от 5 апреля была перепечатана из «Правды», от 8 апреля — из «Жэньминь жибао». Любопытно, что подбор статей отражал характерное для тех времен стремление соблюдать дипломатический баланс в отношениях с главными покровителями: перепечатывал ись и советские, и китайские материалы, статьи были напечатаны с небольшим интервалом, причем перевод советской статьи появился первым. . Раньше, если он вообще упоминался в северокорейской печати, то объяснялся в самых туманных выражениях, так что его легко можно было перепутать с давно критиковавшейся и давно осужденной «теорией индивидуального героизма». Очень возможно, что попытки затуманить смысл данного взрывоопасного выражения предпринимались совершенно сознательно [98] Примером такого вводящего в заблуждение использования данного термина может служить «Нодон синмун» за 16 февраля 1956 г. В этот день официальная корейская газета опубликовала статью известного нам Пак Кым-чхоля, посвященную «искажениям» и «ошибкам» в политике партии. Среди прочих «ошибок» упоминался и «культ личности», однако объяснение этого взрывоопасного термина давалось в таких туманных выражениях, что для несведущего читателя он выглядел просто как еще одно выражение для описания т. н. «теории индивидуального героизма». В статье парадоксальным образом сочетались нападки на «культ личности» и цитаты из Сталина, все еще типичные и даже обязательные для северокорейской прессы. .

Кроме того, северокорейская пресса достаточно много писала о работе XX съезда КПСС и, в частности, публиковала все основные выступления, которые прозвучали на съезде. В этом обстоятельстве не было ничего удивительного — несмотря на все попытки ограничить советское влияние, инерция прежних установок давала себя знать, и такое событие, как партийный съезд в СССР, должно было тщательно освещаться прессой. Разумеется, знаменитый «секретный доклад» Н. С. Хрущёва в «Нодон синмун» не появился и появиться не мог (он формально считался секретным еще несколько десятилетий). Однако и открытые для широкой общественности выступления советских руководителей содержали в себе достаточно негативные оценки деятельности И. В. Сталина.