Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее

Другой комплекс реформ, вызвавший неодобрение Советского Союза и его официальных представителей в КНДР, был связан с быстрым возрождением культа личности Ким Ир Сена. Сам по себе культ личности не был чем-то новым для Северной Кореи. Более того, с самого начала формирования северокорейского государства, с 1945–1948 гг. культ Вождя являлся важной составной частью политической жизни страны. В этом не было ничего необычного. Классический сталинизм, помимо установления одного «главного культа» всемогущего и всеведущего «главного вождя» (в случае с СССР — Сталина), предполагал также и создание второстепенных «малых культов», хотя, очевидно, и подчиненных главному. Не составлял исключения и СССР, где руководители республик или даже крупных министерств получали в те времена свою долю обязательного восхваления. Разумеется, объектами обязательного поклонения становились и «маленькие Сталины», лидеры режимов «народной демократии». Уже с конца 1940-х гг. в северокорейской прессе имя £им Ир Сена часто сопровождалось титулом «сурёнъ» (вождь). Однако в 1956–1957 гг. поток славословий существенно сократился. Кроме того, слово «сурёнъ» тогда стало появляться значительно реже (если появлялось вообще) [432], вместо него обычно использовали менее эмоционально нагруженный титул «сусанъ» («премьер-министр», официальная должность Ким Ир Сена на тот момент). В 1958 г. культ Ким Ир Сена был восстановлен и очень быстро достиг того уровня, на котором находился накануне 1956 г. Впоследствии он непрерывно усиливался, и к началу 1970-х гг. дошел до высшей точки своего развития, временами приобретая совершенно гротескные формы, которые и поныне хорошо памятны бывшим читателям журнала «Корея». Верность вождю объявлялась высшей патриотической добродетелью. Летом 1957 г. Хван Чан-ёп, недавний выпускник Московского университета, ставший впоследствии главным пхеньянским идеологом, написал в подготовленной им брошюре: «Всем известно, что фракционеры демагогически называют "культом личности" ту любовь и уважение, которое массы испытывают по отношению к лидерам нашей партии, и, поступая таким образом, пытаются разделить массы и вождей, уничтожить уважение и доверие масс к нашей партии и ее лидерам» [433].

Судя по публикациям в «Нодон синмун», возрождение культа Ким Ир Сена стало особо заметным в последние месяцы 1958 г. Начиная с ноября — декабря его имя стало все чаще появляться на страницах этой газеты, порой в сопровождении восторженных панегириков, адресованных «вождю корейского народа». Развитию этого процесса способствовал и официальный визит Ким Ир Сена в Китай и Северный Вьетнам (с 21 ноября по 10 декабря 1958 г.). В этот период северокорейскую печать наводнили статьи, прославлявшие величие и мудрость Ким Ир Сена. Большинство из них были взяты из китайских средств массовой информации, которые награждали Кима щедрыми эпитетами, обычно предназначавшимися одному лишь председателю Мао. За переводными славословиями вскоре последовали и корейские. Как отметила Ким Сок-хян, на всем протяжении истории КНДР изменения в способах представления вождя в пропаганде часто связывалось с заявлениями иностранных средств массовой информации или зарубежных поклонников Ким Ир Сена. Только после того, как иностранцы делали несколько заявлений в «новом стиле», к ним присоединялись северокорейские издания [434]. Влияние этого визита на развитие культа личности могло проявляться и другим образом. Не исключено, что Ким Ир Сен и его окружение попытались перенести на корейскую почву культ Мао, который при непосредственном знакомстве вполне мог произвести на них немалое впечатление. В любом случае уже в январе 1959 г. посол А. М. Пузанов, с неодобрением отмечая в своем официальном дневнике резкое усиление культа личности, связал это обстоятельство именно с недавней поездкой Ким Ир Сена в Китай [435].

На возрождение культа личности указывали не только все более частые упоминания имени Ким Ир Сена в официальной печати. На публичных мероприятиях снова появились его портреты, а в газетах гораздо подробнее стала освещаться его официальная деятельность, разнообразные поездки по стране и встречи с «массами» [436]. С конца 1958 г. по всей Северной Корее в массовом порядке появляются «кабинеты изучения революционной деятельности Маршала Ким Ир Сена» (кор. ким иль сонъ вонсу хёкмёнъ хваль-дон ёнгусиль). Позже официальная историография заявляла по этому поводу: «За короткий период в конце 1958 г. и первой половине 1959 г. "кабинеты изучения революционной деятельности Маршала Ким Ир Сена" были организованы почти во всех правительственных учреждениях, на заводах, в сельскохозяйственных кооперативах и школах нашей страны» [437]. В декабре 1958 г. в одной только провинции Сев. Пхёнъан действовали 863 таких «кабинета» [438]. Размах и согласованность этого движения говорит о том, что оно возникло не спонтанно, усилиями особо усердных местных чиновников, а было организовано из центра.

Эти новые веяния в северокорейской официальной идеологии вызвали недовольство советских дипломатов. В СССР после смерти Сталина обожествление правителя «вышло из моды», и, когда в конце 1970-х гг., окружение Брежнева предприняло вялую попытку возродить эту традицию, эти усилия были скорее восприняты как повод для шуток и не имели серьёзного политического значения. Поэтому быстрое усиление культа личности Ким Ир Сена рассматривалось советскими наблюдателями как еще один показатель того, что Северная Корея идет «неверным курсом». В январе 1959 г. посол А. М. Пузанов в своем официальном дневнике подробно описал очевидные признаки усиления культа личности Ким Ир Сена. Так как посол был достаточно осторожным политиком, его слова звучали нейтрально, однако не составляет труда заметить, что он не одобрял происходившие перемены [439].

В конце 1950-х гг. существенным изменениям подверглась официальная трактовка недавнего прошлого страны. В новой версии истории Северной Кореи, широко распространившейся с конца 1957 г., особое внимание уделялось реальным или вымышленным деяниям Ким Ир Сена и его маньчжурских партизан. Если раньше Ким Ир Сена представляли как главного лидера корейских коммунистов в колониальные времена, то с конца 1950-х гг. Ким Ир Сена стали изображать как единственного подлинного руководителя, который существовал в корейском коммунистическом движении по меньшей мере с начала 1930-х гг. Все остальные коммунистические руководители изображались либо как верные солдаты Ким Ир Сена, либо как предатели и агенты враждебных сил. На этом этапе пропагандистская машина еще не утверждала, что Великий Вождь играл ключевую роль в корейской политике уже в 1920-е гг., то есть во времена, когда ему было 14–18 лет, однако и до подобных заявлений было уже не так далеко.