Павел щеглов - охранники и авантюристы

Ввиду моей жизни вблизи границы с Германией мне еще в детстве попадала в руки революционная литература, и я уже с молодых своих лет был развит революционно. Проживая в гор. Ченстохове, рядом с Ченстоховским монастырем Божьей Матери, я присматривался к огромным массам богомольцев, стекающихся с разных мест в Ченстоховский монастырь. Среди этих богомольцев была преимущественно нищета деревенская и городская. Люди эти приносили с собой продукты преимущественно из дома, а деньги, приносимые ими за разные религиозные обряды, отдавали в жертву монастырю. Видя весь этот народ и слыша все его вопли, ры-{366}дания и молитвы скорби перед иконой Божьей Матери, я задал себе вопрос, неужели Бог всемогущий и Божья Матерь могут равнодушно смотреть на всю эту скорбь народа. Я пришел к заключению, что никакие молитвы и слезы не освободят народ от рабства, а нужна для избавления от произвола и насилия активная борьба.

Насколько помню - в конце 1904 г. я сильно простудился и заболел воспалением легких. Для лечения был из Ченстохова перевезен к матери в деревню. Как мне помнится, это было весною 1905 г., я был у своего дяди Теодора Сукенника, у которого был ресторан в фабричной деревне Бляховня. Там я познакомился в праздничный день с приехавшими гулять в лес из города рабочими Антоном Змудским и Квятковским. Оба они проживали в Ченстохове по Кавей ул., и я из разговора с ними узнал, что они состоят членами Польской социалистической партии, я стал просить их ввести меня в партию, на что они согласились, причем предложили мне приехать к ним в город. В указанное время я к ним явился, и они познакомили меня с окружным агитатором Андреем Гротовским по кличке «Генек».

Это был рабочий и очень интеллигентный человек и настолько идеальный, каких больше встречать мне не приходилось. Он за преследование бандитизма как в среде партии, так и вне был в 1908 г. убит бандитами.

Андрей Гротовский, узнав от меня о моих знакомствах с гербской таможней и вообще со всеми условиями на границе, решил это использовать для партии. С этой целью познакомил меня с окружным партийным техником Янотом, по кличке «Лукаш», и инструктором боевой организации, по кличке «Адам» (фамилия мне неизвестна). С указанными лицами было решено водворять из-за границы через гербскую границу литературу и оружие. Для этой цели в Германии в гор. Люблинце был устроен центральный склад в книжном магазине Максимилиана Ржезничка и другие складочные помещения в прусских Гербах у железнодорожника Болеслава Вятрека и у трактирщика Евгения Зоненфельда. С помощью контрабандистов и машинистов на Гербской дороге че-{367}рез гербскую границу в Польшу было водворено очень много литературы, браунингов, маузеров и патронов к ним.

Однажды, когда русский поезд с прусской станции Гербы вернулся на нашу станцию Гербы, чинами таможни был произведен осмотр поезда и пассажиров. Тогда, уже после первого осмотра поезда, железнодорожный жандарм Гриб с чинами таможни вторично произвел обыск паровоза, в тендере которого в углу было запрятано механиком Городецким пять или шесть маузеров. Последние и были найдены. Было установлено, что это указано кондуктором Денишуком, который впоследствии скрылся. Однако, по словам инструктора Эдмунда Тарантовича, он был им убит в Люблине.

Частичный склад на русской стороне для удобной отправки в город был мною устроен у Цельмера, начальника станции Бляховня Гербской дороги. Однажды, когда у него находилось довольно много литературы, он от секретаря жандармской канцелярии Гербской дороги получил секретно предупреждение, что ночью у него будет обыск, который действительно состоялся, но ничего найдено не было.

У меня были знакомые также в среде Национал-демократической партии в Ченстохове. Приезжий Виталис Михальский обратился ко мне с просьбой водворить для его партии около двенадцати пудов литературы. Это мною и было выполнено. Их литература была доставлена к садовнику в имение Бугаславского под Ченстоховом.

В начале 1906 г. два еврейчика партии «сионистов» приехали из города в деревню Малица за своей литературой. На пути (шоссе) в деревню Бляховня их поймал ездивший под охраной драгун Греков, лесничий имения князя Михаила Александровича, и передал полиции.

Лесничий Греков проживал в соседней со мною деревне Влащики, я познакомился с ним лично и бывал у него часто. Он показывал мне часть отобранной литературы, которая в большинстве была на еврейском языке. На мой вопрос - почему он оставил себе брошюры на еврейском языке, он ответил, что по-еврейски он учен хорошо и что таких людей, как он, в России мало и что он уже изъездил всю Россию в длину и ширину. Грекову было лет около сорока и жил один, {368} а семья его где-то в России. Это был казацкий офицер, и были даже сведения, что он командовал где-то экзекуцией, ввиду чего был переброшен в другое место, чтобы скрыть о себе следы. Это был человек особой проницательности. Все о нем было мною доложено партии, которая и решила убить Грекова. С этой целью инструктором боевой организации Адамом на разведку был командирован боевик Евгений Холубецко «Вацек», с которым я пошел на квартиру к Грекову. «Вацека» Грекову я отрекомендовал как своего товарища, но Греков задал вопрос, кто он и где работает, и подозрительно смотрел на меня. Через несколько дней боевик Евгений Холубецко Конст. Гинал (рабочий завода Гантке) и еще один или два боевика, клички которых и имен не помню, отправились убить Грекова, что и было исполнено в его же квартире.

В апреле месяце 1906 г. было мною получено распоряжение от инструктора «Адама», окружн. агитатора Эдварда и техника по партии «Лукаша» - во что бы ни стало к 1-му мая доставить типографию из Германии в Ченстохов. С этой целью я отправился в Германию в город Люблинец, где со склада в разобранном виде получил типографию со шрифтом, весом около десяти пудов. Так как германская жандармерия пособляла русской и уличенных в чем-либо революционном выдавала, то мне в большинстве случаев приходилось революционный груз перевозить из Люблинца к границе на извозчиках. Доставив типографию к границе в деревню Калина в ресторан Замеля, я отправился пешком в прусские Гербы и, встретив знакомого контрабандиста, направил его на русскую сторону в деревню Выразов с письмом к контрабандисту Владиславу Блащику, которого просил неотлагательно прийти ко мне с другими людьми. Вечером Блащик явился ко мне, заявив, что он пришел лишь один, т. к. сегодня нет знакомых на пограничных постах солдат, что он вернется домой и придет ко мне за типографией завтра. Распрощавшись со мною, Блащик ушел домой (вечером). Я остался ночевать в деревне Калина и рано утром, придя на прусскую станцию Гербы, узнал, что Блащик ночью при переходе границы убит солдатом около кордона. Так как рогатка была уже открыта, я сейчас же отправился на русскую таможню, {369} при выходе из которой встретил жандарма Гриба, которого и спросил о случившемся с Блащиком. Гриб, как видно, был доволен смертью Блащика и, зная о моих дружеских отношениях с покойным, иронически посмотрев на меня, сказал, что он как раз идет к нему. Я попросил его взять меня с собой. Мы, выйдя за кордон в поле, приблизительно в сорока шагах от границы увидели труп Блащика (покрытый шинелью). Рядом стоял часовой. Увидев труп одного из моих лучших с детства товарищей, я поклялся отомстить этому гербскому кордону пограничной стражи. В момент, когда я уходил от трупа Блащика, поездом из Ченстохова прибыла комиссия к покойному, состоящая из военного врача, тов. прокурора и следователя. Я поспешил в деревню к родителям покойного, чтобы они сейчас же отправились в Гербы и просили выдать труп сына, что и было сделано. Я на следуемые с меня деньги купил покойному хороший гроб, белый венок с красными лентами и надписью «От товарищей и родителей - борцу за свободу». Труп покойного проводили на приходское кладбище в деревню Конописка немногие крестьяне дер. Выразов и товарищи, рабочие завода «Бляховня».