Юрий Скуратов - Вариант дракона

Принимал меня Борис Николаевич в Кремле, в своем рабочем кабинете. Что меня поразило? С Ельциным мне доводилось встречаться раньше, и не только в Москве, а в первую очередь — в Свердловске, — поэтому первое, что бросилось в глаза: это был очень нездоровый человек. Лицо расплывшееся, неживое. Было такое впечатление, что он в большом количестве употребляет медицинские препараты. Еще мне показалось, что он активно использует грим.

Беседа была непродолжительной. Один из вопросов, который он задал задал исподволь, не впрямую, — был связан с моей политической благонадежностью. Я сказал — и это было совершенно искренне, — что раньше мы о таком рынке, какой имеем сейчас, даже мечтать не могли, раньше мы вообще едва ли не большую часть жизни проводили в очередях. Поездка за границу раньше приравнивалась к Государственной премии, а сейчас пожалуйста, в любую страну…

Дальше Ельцин сделал словесный проброс в адрес Совета Федерации, который не захотел утвердить Ильюшенко, сказал, что на этот раз он надеется Совет Федерации уговорить.

— Но вы тоже готовьтесь, — предупредил он меня.

Встреча эта состоялась днем, а вечером о ней уже сообщили едва ли не все каналы телевидения и радио. Хотя прогнозы строили разные. Ведь после Ильюшенко обязанности Генпрокурора исполнял Олег Иванович Гайданов, которого в шутку называли «И.о. и.о.». Исполняющий обязанности исполняющего обязанности. Гайданов успел даже переехать в ильюшенковский кабинет и обосноваться там. Многие считали, что у Гайданова немало шансов получить кресло главного прокурора России — во всяком случае, не меньше, чем у меня. Ведь впереди еще было заседание Совета Федерации — органа, который Ельцин считал капризным. Но, как говорится, Бог не выдаст, свинья не съест.

На меня разом набросились журналисты — публика, которую еще вчера я не знал, телепередача «Герой дня» незамедлительно пригласила в прямой эфир.

Тут надо отдать должное Александру Григорьевичу Звягинцеву — он, несмотря на то что Гайданов продолжал сидеть в кресле Генерального прокурора и не одобрял общения своих подчиненных со мною, — пришел ко мне и сказал:

— Юрий Ильич, ходить на передачу «Герой дня» не советую.

— Почему?

— Когда вас утвердят в должности, тогда идите смело, а сейчас — нет.

Я прислушался к этому совету. Как потом показало время — совет был правильным.

Гайданов, к сожалению, начал интриговать против меня, — это я почувствовал очень скоро. Но я был не один, у меня были очень хорошие помощники и советчики — Александр Яковлевич Сухарев, Анатолий Иванович Алексеев — бывший начальник Академии МВД, перешедший работать в наш институт, другие сотрудники. Они во многом помогли мне.

Совет Федерации я прошел с первого раза. У многих это даже вызвало удивление: ведь Ильюшенко прокатывали столько раз… А тут с первого захода.

С другой стороны, российским губернаторам надоело в Генпрокурорах иметь вечного «и.о.».

Представлял меня Совету Федерации Виктор Степанович Черномырдин. У него есть одна отличная черта — доброжелательность. Речь моя была уже написана, апробирована, так что особо я не волновался. Готовился ко всякому, но чувствовал — пройду. Результаты голосования ошеломили всех, в том числе и меня. Ни одного голоса не было против, лишь один воздержавшийся.

На следующий день я получил в Совете Федерации выписку о назначении, Генпрокуратура располагалась от здания Совета лишь через дорогу — это каких-то двадцать метров, — и отправился в Генпрокуратуру.

…Зал в Генпрокуратуре был полон, люди стояли в проходах. Все ожидали от меня большой речи. Я помнил речь Ильюшенко, когда тот пришел в прокуратуру на смену Казаннику. Речь его была длинной и нудной. Мне не хотелось так говорить. Кроме того, Ильюшенко здорово опоздал на свое «коронование» — весь зал собрался тогда, вся прокуратура, а Ильюшенко все не было и не было…

Потом он приехал вместе с Филатовым. Речь Филатова была безликой, и, честно говоря, я плохо ее помню. Выступил Ильюшенко. Угрюмо насупившись, он заявил, что поздравлять его рано. Это вызвало некоторое оживление, ибо поздравлять его и так никто не собирался. Совсем даже наоборот большинство пребывало под впечатлением только что состоявшегося прощания с Казанником, которого зал проводил овацией. Сравнение было явно не в пользу Ильюшенко.

Повторения того, что было, не хотелось.

Я сказал, что в последнее время было произнесено немало слов — и во имя прокуратуры и во имя борьбы с преступностью, — я же не хочу говорить никаких слов. Я лишь обещаю, что мы займемся делом… Сказал это и сошел с трибуны. Раздались аплодисменты.

Так я стал Генеральным прокурором Российской Федерации.

Прокуратура, после Ильюшенко, требовала перестройки. Я это видел, находясь еще в институте, хотя, честно говоря, никогда не думал, что этим придется заниматься именно мне.

Работу требовалось вести по трем направлениям. Первое. Шла, если хотите, напряженная теоретическая война. Если в пору Степанкова и Казанника она чуть приутихла, то в пору попыток реформирования прокуратуры набрала новые обороты. Наши противники хотели превратить прокуратуру в некий узкокоридорный орган, который занимался бы только одним поддерживанием обвинения в суде, убрав из ее обязанностей общий надзор и вообще все надзорные функции — лишь частично оставив надзор за следствием…

Общий надзор был, что называется, костью в горле этих господ. Без всего этого прокуратура уже была не прокуратурой, а чем-то другим, на прокуратуру, может быть, и похожим, но только внешне. Прокуратура в таком разе становилась придатком исполнительной власти и превращалась в один из отделов Министерства юстиции. Особенно старались теоретики из Главного правового управления администрации президента, и, надо заметить, они действовали очень настойчиво и умело; они вообще сумели забить пункт о низведении российской прокуратуры до нужного уровня в резолюции Совета Европы.

Вариант этот подходил для развитых европейских государств, но, увы, никак не годился для России. И совсем не потому, что Россия нецивилизованная страна. События последующих лет, когда коррупция, казнокрадство достигли апогея, подтвердили нашу правоту. В таком разе мы бы вообще не смогли бы возбудить ни одного дела против более или менее крупного чиновника. Прокуратура никак не может быть в России частью исполнительной власти, прокуратура должна быть самостоятельным органом, свободной в принятии процессуальных решений.

Второе направление — это создание системы социальной защищенности работников прокуратуры. Сотрудники прокуратуры выпали, что называется, из общей силовой обоймы, из котла обеспеченности, в котором находились сотрудники других правоохранительных органов и армии. У нас даже не было аналогичного пенсионного, медицинского и прочего обеспечения.