Юрий Скуратов - Вариант дракона

Про себя Хапсироков говорил: «Я, конечно, не первое лицо в Генпрокуратуре, но и не второе…» А был-то Хапсироков всего-навсего управделами на Большой Дмитровке. Но суть не в этом. Управделами во всякой крупной организации — это главный завхоз, и, как всякий завхоз, естественно, имеет доступ к первому лицу. Так и Хапсироков. Он пришел ко мне и сказал:

— Юрий Ильич, разговор наш — под секретом. У меня есть точная информация: на вас собран большой компромат, поэтому вам надо из Генпрокуратуры уходить.

Час от часу не легче. В этом предложении было что-то беспардонно кремлевское: вот ведь — завхоз предлагает руководителю организации добровольно распрощаться со своим креслом.

Я ответил Хапсирокову довольно спокойно:

— Ничего противоправного я не совершал, наоборот, всегда старался этого избегать, поэтому о толстой папке компромата и речи идти не может… И уходить я никуда не буду. И не собираюсь.

— Жаль, Юрий Ильич… — Хапсироков вздохнул. — Очень жаль.

— Кто вам сказал о компромате?

— Большие люди под большим секретом. Если я проболтаюсь, то мне… Хапсироков выразительно провел пальцем по горлу.

Мне сделалось противно. Понятно, что и Хапсироков принимает участие в этой большой и отвратительной игре.

Через некоторое время мне стало известно о разговоре Дубинина с одним человеком, телефон которого находился на прослушивании.

— Скуратов никуда не собирается уходить, — сказал он собеседнику. Откуда он это узнал? Откуда сведения? Разговор этот был зафиксирован буквально через день после моего разговора с Хапсироковым.

Может быть, поэтому, зная мое мнение, они не припугнули меня для начала (так эта команда действует обычно), а решили с ходу начать атаку, которую, собственно, и провел 1 февраля Бордюжа?

Тридцатого января ко мне пришел писатель Анатолий Алексеевич Безуглов. Была суббота. Я, как обычно, работал у себя в кабинете на Большой Дмитровке.

Безуглов совершенно неожиданно сказал:

— Юрий Ильич, вы подошли к такой черте, когда у вас есть два варианта поведения: либо вы становитесь национальным героем, продолжая то, что делаете сейчас, либо… А вы посягнули на святая святых тех, кто нами правит, — на их кошелек. В общем, либо вы прорываетесь, как в бою, вперед, либо вас освобождают от должности и смешивают с грязью. Вам ни в коем случае нельзя останавливаться. Сейчас вперед и только вперед!

Вещие слова!

Следующий день, воскресенье тридцать первого числа, у меня, по идее, должен был быть светлым днем — это день рождения моей тетки Ирины Георгиевны, она сейчас живет вместе с моей сестрой Ларисой, — но праздник был омрачен ощущением страшной черной тучи, нависшей надо мной.

И СМИ — наши родные средства массовой информации, они все время нагнетали обстановку. Все время, не останавливаясь ни на час, ни на минуту.

Можете представить себе, как оживилась их работа, когда прошел слух о моей отставке и я лег в больницу! Надо отдать должное: никто из них — ни одна газета, ни один телеканал, ни один журналист — не поверил, что причиной моего ухода стала болезнь.

И имели для этого все основания. Светлана Сорокина с НТВ, помню, говорила: Скуратов, мол, только что побывал на передаче «Герой дня», полон сил, ничто не предвещало о болезни — и вдруг! Нет, причина здесь в другом, не в болезни! Она была права.

Сразу же после моего отъезда в больницу прокуратура произвела несколько решительных акций. Совместно с «Альфой» мы произвели обыски в «Сибнефти», в скандально известном частном охранном предприятии «Атолл» родном детище Березовского, которое прослушивало семью президента, был арестован бывший министр юстиции Валентин Ковалев… В ряде организаций, сотрудничавших с Аэрофлотом, также были проведены обыски.

Некоторые газеты — в частности, «Сегодня» — высказали версию, что я устранился от решительных действий, свалив все на своего зама Катышева. Ложная версия, я ни на секунду не устранялся от работы, хотя и лежал в больнице. И действовали мы — что верно, то верно, — вдвоем с Михаилом Борисовичем Катышевым.

Важно было, чтобы машина эта ни в коем разе не останавливалась. Газета «Слово» не замедлила сделать вывод, что я «первым увяз в политическом болоте». «За сутки до обыска в «Сибнефти» Скуратов самоустранился от санкционирования этих обысков, за него эти санкции дал Михаил Катышев; скорее всего, Юрий Ильич не осмелился пойти против Березовского и открытому конфликту с ним предпочел уход с политической арены».

Опять все то же, опять в ту же дуду.

Впрочем, версия, что я бездействовал, а прокуратура начала активно работать вопреки мне, долго не продержалась. У нее просто не было реальной подпитки, она не получила ни одного факта, ни одного подтверждения и умерла.

Дальше газеты стали рождать одну версию за другой.

«Комсомольская правда» в номере от 5 февраля предположила, что Скуратова сняли из-за того, что он оказался плохим политиком. Это утверждал Чугаев, корреспондент «КП». Он подчеркнул, что есть две версии. Первая: Скуратов работал слабо, неэффективно, многие дела при нем застряли на мертвой точке, и вторая — от обратного: Скуратов стал копать слишком глубоко и залез в запретную зону, действия Генпрокурора стали представлять опасность для «семьи» и вообще ближайшего окружения президента.

Вторая версия, кстати, стала появляться все чаще и чаще, и шла вразрез с точкой зрения тех кремлевских сотрудников, которые пытались меня скомпрометировать в печати. Вообще, люди, которые работали над моей отставкой, прекрасно понимали, что такое СМИ в этой ситуации и что могут сделать вовремя опубликованные страницы или брошенный с экрана телевизора компромат, и делали колоссальные усилия, чтобы это произошло. В общем, говоря старым языком, занимались идеологическим обеспечением наступления на Генпрокурора, ставшего неугодным.

Когда же сделалось известно, что «уйти» меня спокойно не удастся и вообще я так просто не уйду, начали атаку. Первым сигналом стала статья в «Комсомолке» от 17 февраля 1999 года, где утверждается, что «Скуратова сняли из-за анонимки». И далее: «Прояснить ситуацию могла бы гуляющая по коридорам администрации докладная записка — без подписи и других опознавательных знаков». В статье утверждалось, что я защищаю своего любимчика Хапсирокова — управделами Генпрокуратуры, замешанного в ряде финансовых скандалов, что на деньги, добытые с помощью некого «авалирования векселей», оплачивались поездки руководителей КПРФ с семьями на юг Франции, в Англию, Швейцарию, Австралию и другие «лакомые» — для отдыха, естественно, — страны. Стоимость этих поездок якобы обошлась в 450 тысяч долларов США. Дело вообще дошло до грязи: в этой записке утверждалось, что мой сын работает в Моснацбанке и также замешан в афере с векселями.