Уинстон Черчилль - Британия в новое время (XVI-XVII вв.)

Однако она не имела возможности нанести решающий удар по Испании. Для продолжения борьбы просто не было Денег. Общие доходы короны едва превышали 300 тысяч фунтов стерлингов в год, вместе с налогами, разрешенными парламентом. Эта сумма включала в себя не только средства, отпускаемые на нужды двора и правительства, но и все прочие расходы, в том числе и военные. Победа над «Армадой» обошлась в 160 тысяч фунтов, а на содержание Нидерландского экспедиционного корпуса требовалось 126 тысяч ежегодно. Энтузиазм английких мореплавателей понемногу угасал. В 1595 г. Рэли отправился на поиски Эльдорадо [40] Эльдорадо — легендарная страна на территории Латинской Америки, богатая золотом и драгоценными камнями, предмет вожделения испанских завоевателей. — Прим. ред. в Гвиане, но его экспедиция вернулась домой с пустыми руками. Тогда же Дрейк и ветеран Хокинс, которому было уже за шестьдесят, отправились в свое последнее плавание. Хокинс заболел и, когда его флот стоял на якоре у Пуэрто-Рико, умер в своей каюте. Дрейк предпринял нападение на богатый город Панаму. Несмотря на то что капитан был угнетен смертью своего давнего друга и патрона, он проявил стремительность, свойственную ему в молодости, и ворвался в залив Номбре-де-Диос. Но теперь ситуация в Новом Свете была уже другой: испанцы имели хорошее оснащение и вооружение, что позволило им отбить нападение. Английский флот был вынужден уйти в море. В январе 1596 г. Фрэнсис Дрейк, облачившийся в доспехи, чтобы встретить смерть как солдат, скончался на своем корабле. Джон Стоу, английский хронист того времени, писал о нем: «Он был так же знаменит в Европе и Америке, как Тамерлан в Азии». По мере того как конфликт с Испанией затягивался, героическая эпоха морских сражений все больше уходила в прошлое. Один из примечательных эпизодов тех лет — последний бой корабля «Ривендж» на Азорах. «В 1591 г., — говорит Бэкон, — произошел памятный бой английского корабля «Ривендж» под командованием сэра Ричарда Гренвила. Хотя он закончился поражением, но превзошел победу, подобно деянию Самсона, погубившего своей смертью больше врагов, чем при жизни.

«Ривендж» на протяжении пятнадцати часов бился, как олень с псами, осаждаемый пятнадцатью большими испанскими судами — частью большой эскадры в пятьдесят пять кораблей. Английский корабль, имея команду всего в двести солдат и матросов, из которых около восьмидесяти лежали больными, в течение пятнадцатичасового боя потопил два вражеских судна. Его доблесть вызвала восхищение испанцев…»

Своим морским могуществом в те годы Англия обязана простым морякам, часто плававшим в бескрайних водах Северной и Южной Атлантики на небольших кораблях водоизмещением менее двадцати тонн. Они плохо питались, рисковали жизнью в слабо подготовленных экспедициях, и платили им за это гроши. Этим людям приходилось встречаться со смертью в самых разных ее проявлениях: им угрожали испанские пики и пушки, океанская пучина, болезни, голод и холод на далеких необитаемых берегах, плен и испанские тюрьмы. В качестве эпитафии им всем приведем слова адмирала английского флота лорда Говарда Эффингема: «Когда возникнет нужда, Господь снова соберет нас всех вместе и пошлет в море».

Победа над Испанией стала самым ярким, но ни в коем случае не единственным достижением правления Елизаветы. Поражение «Армады» приглушило внутренние религиозные распри.

Когда Англии угрожала католическая опасность, она двигалась к пуританизму. С дымом горящей «Армады» эта опасность исчезла, и она вновь вернулась к англиканству. Через несколько месяцев после разгрома испанского флота Ричард Бэнкрофт, будущий архиепископ Кентерберийский, снова выступил с нападками на пуритан. Он говорил с уверенностью человека, убежденного в том, что англиканская церковь — не политическое изобретение, а некое божественное установление. Он выбрал ту единственную линию защиты церкви, которой только и можно было придерживаться: это не «религия, установленная королевской властью», но апостольская церковь, существующая благодаря епископской преемственности. Энтузиазм Бэнкрофта ничуть не уступал энтузиазму его противников, но он в то же время понимал, что для проведения нового курса требуется совсем другой тип духовенства — высокообразованные и эрудированные священники. За решение этой задачи он и взялся.

«Если бы он прожил дольше, — писал столетие спустя Кларендон [41] Кларендон, Эдуард Хайд, герцог (1609–1674) — английский государственный деятель и первый историк английской революции XVII в. Подробнее о нем и его деятельности см. главы XXI и XXII. — Прим. ред. , — то быстро бы потушил в Англии тот огонь, который был зажжен в Женеве». Но Бэнкрофт не успел этого сделать, и к тому времени, когда Елизавета умерла, пуританские идеи все еще владели душами многих англичан. К концу правления Елизаветы церковь усилила свои позиции и стала совершенно иной организацией, чем в первые годы ее нахождения у власти: более властной, гораздо менее склонной к компромиссу — как с католиками, так и с другими протестантами. Ее опорой были тысячи тех, для кого литургия стала необходимой в силу привычки, и тех, кто считал себя принадлежащим к ней в силу крещения. Привязанность многих англичан к священному институту англиканской церкви была столь же глубокой и искренней, как привязанность кальвинистов к своему пресвитеру или индепендентов [42] Индепенденты (по-английски независимые) — приверженцы одного из течений протестантизма в Англии и ряде других стран (то же, что конгрегационалисты). Оформились в конце XVI в. как левое крыло пуритан. В период Английской революции XVII в. политическая партия, выражавшая интересы радикального крыла буржуазии и нового дворянства. Как политическая партия возглавила восстание против абсолютизма Стюартов. После военной победы над королем в рядах индепендентов произошло размежевание. Часть индепендентов во главе с О. Кромвелем (их в народе называли шелковыми, по одежде) считала революцию в основном завершенной. Демократическая часть индепендентов, выступавшая против О. Кромвеля и его приверженцев, образовала партию левеллеров. к своей конгрегации. Пуритан и англикан объединяло восхваление заслуг Елизаветы перед своим народом. Оливер Кромвель, вождь английской революции, говорил о ней как о «славной памяти королеве Елизавете», добавляя, что «нам нет нужды стыдиться, называя ее так». И те, кто вспоминал тяжелые годы бедствий, кто пережил приближение испанской угрозы и видел, как она развеялась на глазах, наверное, не раз повторяли в душе слова Ричарда Хукера, написавшего труд «О законах церковной политики» — классическое сочинение, оправдывающее елизаветинскую церковь: «Как слышался когда-то плач народа Израилева, так в этот день мы слышим радостную песнь неисчислимых тысяч и видим настоящую церковь, созданную по милости Всемогущего Бога и служащей Ему королевы Елизаветы».