Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Начиная с 1933—1934 годов в многочисленных статьях Ионеску стремился ознакомить широкую читательскую аудиторию с идеологическими последствиями своей теории об отношениях государства, личности и общества. Данные последствия (после 1945 г. Элиаде попытался внушить непросвещенным читателям, что они относились к метаполитическому подходу, черпавшему свой смысл в человеке) были представлены в виде четырех принципов. 1) Тоталитарного . Органическая целостность православного народа должна воплощаться в сильном государстве, цель существования которого — проникновение во все сферы жизни как непосредственной эманации «народного сознания», отлившегося в нацию. Отсюда — бесполезность всяких выборов в рамках того режима, прихода которого так жаждал профессор. Этот режим так и будут называть «тоталитарным, — отмечал Ионеску, — поскольку в его рамках личность полностью растворена в коллективе и тотально подчинена ему». Это вполне соответствовало положениям православной доктрины, где достичь спасения можно, лишь пожертвовав собственной личностью. 2) Модернистского . Выступая против «аграрного» подхода, Ионеску открыто признавал значение техники как важнейшего инструмента усиления мощи державы [158] Это вызвало его ссору с Н. Йорга; см. сборник Nicolae Iorga, Mircea Eliade, Nae lonescu, Bucarest, 1993. (составитель В. Рапяну). Нае Ионеску упрекал великого историка, в частности, в том, что тот недооценивает роль масс в политической жизни современного общества и продолжает придерживаться устаревшей концепции крестьянского государства. . 3) Элитарного . Ионеску призывал новых людей создавать элиту новой аристократии — «новой легионерской аристократии», как гласило название статьи Элиаде от 23.1.1938, — способной интериоризировать и формулировать законы, присущие нации. 4) Наконец, этнического принципа. Признание за этнической связью первоочередного и непреходящего характера сразу делает абсолютно невозможным переход из одной национальной общности в другую [159] Представление о названных идеологических аспектах дает также сборник Le Phénomène légionnaire, Bucarest, 1993. В нем опубликована серия лекций, прочитанных Нае Ионеску в 1938 г. в лагере Меркуря-Чук, куда он был помещен вместе со многими другими легионерами, в том числе М. Элиаде. Его политические теории в 1930-е годы развивались, что нашло отражение в многочисленных статьях, собранных затем в сборниках La Rose des vents (Bucarest, 1937), L’Inquiétude métaphysique (Bucarest, 1993), а также Entre journalisme et philosophie, где представлены статьи, опубликованные в Cuvântul в 1926—1938 годах (Яссы, 1996). Хорошее представление о доктрине Ионеску дает также ее краткое изложение политологом Г. Войку в книге, исследующей причины сохранения культа Ионеску в посткоммунистической Румынии. См.: Voicu G. Le Mythe Nae Ionescu, Bucarest, 2000. . Именно на основании этого принципа Нае Ионеску отказывал румынским евреям в праве на румынское гражданство, вообще на какое-либо гражданство. Этот принцип был буквально применен в антисемитском законе, принятом в конце 1937 г. правительством Гоги-Кузы, который оказался самым жестким после действовавшего в фашистской Германии. Суть этнического принципа была, впрочем, выражена еще в 1934 г. в предисловии к роману Себастьяна: «Христиане и евреи, — уверял метафизик-легионер, — это два чужеродных тела, которые ни при каких условиях не могут слиться воедино; два тела, мир между которыми может воцариться только при условии... исчезновения одного из них» [160] Ionescu N. Préface. Depuis deux mille ans, op. cit. P. 22 (румынское издание). . Ужасное многоточие, наличие которого свидетельствует, что использовавший его человек отдавал себе отчет в вероятных последствиях своих писаний.

Нам представлялось важным уделить такое большое место названным положениям доктрины Ионеску. Ведь именно их отпечаток (порой в виде дословных цитат) обнаруживается одновременно и у Чорана (особенно в его требовании исключить евреев из общественной жизни) [161] Этот тезис подробно развивается на протяжении всей IV главы La Transfiguration de la Roumanie (1936). К данному вопросу мы вернемся ниже. , и в восторженном отношении Элиаде к православной и национальной революции «Капитана» Кодряну. Она, как горделиво провозглашал историк религий в 1935 г., ни более, ни менее как «примирила Румынию с Богом» [162] Eliade M. Un peuple sans mission?! // Vremea, 1 дек. 1935. P. 3. ... Как такие тонкие умы могли утратить всяческую способность к критике перед лицом столь туманной и столь удручающе бедной метафизики?

Наверняка разгадка кроется в известной степени в харизме этого человека. О странном влиянии, которое он оказывал на свое окружение, можно получить некоторое представление из пассажа романа «В течение двух тысяч лет». В этом романе, где под вымышленными именами скрываются реальные люди, Нае Ионеску выведен под именем Гхита Блидару, профессора политэкономии, взгляды которого сводятся, во-первых, к тому, что Европа есть фикция, и, во-вторых, к следующей несложной формуле: «Мы — то, чем наша земля нас заставляет быть, и ничто более». Себастьян, выделявшийся среди учеников Ионеску своим критическим настроем, так говорил о внутренней панике, которая возникала в нем при каждой встрече с мэтром. «Как только я встречаюсь с ним, все переворачивается, потому что он относится к таким людям, которые всем все диктуют, которые вас заставляют склониться, причем даже не столько перед их аргументами, сколько перед их темпераментом и стилем... До сегодняшнего дня этот человек — единственный, при встрече с которым я ощущаю необходимым подчиниться, испытывая при этом чувство не самоотречения, но, напротив, свершения, ( accomplissement — p. 102), даже воссоединения, — признавался он в романе «В течение двух тысяч лет» [163] Sebastian M. Depuis deux mille ans. P. 86 (французское издание). . Конечно, Ионеску обладал темпераментом и стилем, был великим искусителем, но он был также соткан из парадоксов. С одной стороны, это был светский человек, любивший женщин и деньги. С другой стороны, он, по многим свидетельствам, отличался суровой, почти монашеской внешностью. Послушаем еще раз Себастьяна, ошеломленного жилищем Ионеску, наготой, ясностью и лаконичностью его интерьера. «У него три комнаты, забитые книгами; четвертая, почти пустая — его спальня. Кровать очень простая, просто раскладушка, и больше ничего... Он в халате, шея обмотана шерстяным шарфом, голова слегка склонилась и освещена светом настольной лампы... в его виде есть что-то монашеское» [164] Ibid. P. 50. . Многие его современники сравнивали его с А. Жидом или Ш. Пеги, подчеркивали то, что было в нем беспокойного, одинокого, измученного, но также и демонического — свидетельств какой-то личной драмы, и все это производило еще большее впечатление, чем его идеи. Поэтому вполне возможно, что именно эта большая внутренняя сила, которую он, по рассказам многих знавших его, излучал, и объясняла его воздействие на молодых, протестовавших против цивилизаторского разделения культуры и жизни [165] Многочисленные рассказы тех, кто лично знал Ионеску, приводятся в монографии Nae Ionescu dans la conscience de ses contemporains, Bucarest, 1998. .