Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Ровно через 20 дней после публикации этой статьи разразился легионерский мятеж. Чоран, таким образом, являлся очевидцем не только самого этого события, но и всего, что предшествовало ему и последовало за ним. В четверг 2 января, на следующий день после выхода статьи о Трансильвании, Михаил Себастьян случайно встретился с ним на улице. Чоран с восторгом поведал ему о своем назначении на должность атташе по культуре в румынское посольство во Франции (на самом деле это была должность советника по культуре). Он явно немного неловко себя чувствовал перед Себастьяном, который подвергался антисемитским преследованиям со стороны легионерского правительства и к тому времени уже не испытывал ничего — ни желания покончить с собой, ни стремления к сопротивлению (так он писал в своем дневнике накануне упомянутой неожиданной встречи). Себастьяна выгнали из журнала, где он был редактором, из адвокатской конторы, работа в которой приносила ему средства к существованию; он провел часть предшествующих месяцев на разгрузке вагонов с лесоматериалами в бригаде, сформированной из направленных на принудительные работы евреев. Чоран «весь сияет», отмечал Себастьян. Автор «Духовного портрета Капитана» оправдывался, как мог, довольно неловко пытаясь и себя выдать за жертву режима. «Ты понимаешь, — сказал он Себастьяну, — если бы я не получил этого назначения, если бы я остался здесь, меня бы отправили на фронт как резервиста. Я как раз сегодня получил повестку. Но я не хотел идти на пункт сбора. А так все утряслось. Понимаешь?» Его гораздо менее удачливый, но всегда отличавшийся поразительным великодушием собеседник мысленно комментировал: «Конечно, я понимаю, дорогой Чоран. Я не хочу быть с ним злым (и особенно здесь — что бы это дало?). Он представляет интересный случай. Это даже больше, чем случай: он ведь интересный человек, исключительно умный, без предрассудков (здесь Себастьян, вероятно, преувеличивает... — Авт. ) в котором любопытно сочетаются цинизм и трусость в двойном объеме» [694] Sebastian M. Journal, op. cit. P. 267-268. Присутствие Чорана в Бухаресте 27 декабря подтверждается также дневниковой записью Женни Актерян. Они встретились на вечере у общих друзей. По возвращении Женни записала: «Чоран просто очарователен». См.: Acterian J. Journal (1932—1949), Bucarest. P. 335. . Другая запись — от 12 февраля 1941 г., т. е. сделанная уже после мятежа, — содержит более обескураживающее утверждение. Себастьян писал: « Хотя Чоран и участвовал в мятеже , сохранил должность атташе по культуре, на которую его назначил Сима за несколько дней до своего свержения» [695] Sebastian M. Journal, op. cit. P. 288 (курсив мой. — Авт. ) Назначение Хорей Симой Чорана на этот пост осенью представляется более чем правдоподобным. Телеграмма румынскому послу при правительстве Виши, подтверждавшая приезд Чорана и датированная 7 февраля 1941 г., была подписана Михаем Стурдзой. Этот представитель Легиона был назначен министром в сентябре 1940 г. и остался им и после подавления мятежа по личному распоряжению маршала Антонеску. Телеграмма опубликована в « Manuscriptum » (Op. cit. 1998). .

Как понять, какую роль приписывает Чорану Себастьян? Это сделать трудно, учитывая, что на сегодняшний день мы не располагаем никаким иным свидетельством, позволяющим подтвердить маловероятную гипотезу непосредственного участия Чорана в ужасных событиях тех трех дней.

Отношения между легионерами, пытавшимися сосредоточить всю власть, и Антонеску начали портиться с начала декабря. В январе в Бухаресте был убит немецкий офицер — по всей вероятности, сотрудником британских спецслужб. Это убийство послужило предлогом к началу боевых действий. Антонеску отправил в отставку несколько легионерских министров; Легион ответил захватом ряда зданий государственных служб, в том числе префектуры полиции. Заручившись поддержкой Гитлера, визит которому он нанес 14 января, кондукатор тоже стал готовиться к уличным боям. К вечеру 21 января волнения охватили всю страну. В Бухаресте еще до начала столкновений с правительственными частями легионеры решили попрактиковаться на евреях. В тот день, 20 января 1941 г., вспоминал Серж Московичи, робкое солнце освещало обычную уличную толчею. Но с наступлением вечера фашисты и примкнувшие к ним хулиганы расшумелись. Люди старались сохранять спокойствие, но многие устремились на поиски своих близких. «Это было незабываемое испытание. То, что я увидел, навсегда изменило мое представление о людях» [696] Moscovici S. Chronique des années égarées. P. 198. . Однако будущий социолог не мог видеть все.

Дело в том, что большинство преступлений, отличавшихся невыразимой жестокостью, произошли в двух основных местах на окраине города. В Жилавском лесу, где более 90 евреев, в большинстве своем раздетых донага, были убиты выстрелом в голову и брошены в снег, и на городской бойне в Страулешти, где евреи (включая пятилетнюю девочку) были подвешены на крюки, как скелеты крупного рогатого скота. На многих трупах были сделаны надписи: «Кошерное мясо». Во многих бедных кварталах, где были сосредоточены евреи — ремесленники и мелкие торговцы, совершались убийства, грабежи, поджоги. Целые семьи вместе с детьми были вырезаны в их собственных домах [697] Подробнейшее описание этого погрома, основанное на разнообразных документах и свидетельствах, доступных на сегодняшний день, содержится в книге: loanid R. The Holocaust in Romania. P. 52-61. . В одном из таких кварталов и жил Серж Московичи. Все окна в доме напротив были выбиты. Он вышел на улицу. Его тетушка Анна, еще не разобравшись, что происходит, посчитала, что с его «румынской внешностью» можно было без особого риска выйти купить какие-то мелочи. Выйдя, он обнаружил, что у дома на углу разворочен весь первый этаж. Витрины и двери лавок были заставлены импровизированными баррикадами, улицы быстро пустели. Вдруг неожиданно, как из-под земли, появились люди. «Они шли плотной толпой посреди улицы, размахивая дубинами; некоторые были в форме... Их лица мелькали, как в калейдоскопе; там были и люди средних лет, и студенты, и рабочие крупных заводов, и даже лицеисты» [698] Moscovici S. Chronique... P. 199. . Они выкрикивали лозунги: «Да здравствует Хоря Сима!» и «Смерть евреям!». Многие выбегали из толпы, чтобы присоединиться к другим группам, которые уже занимались грабежами по наводке добровольных доносчиков. Вечером того первого дня погрома группы распевавших хором легионеров прошли и под окнами Михаила Себастьяна. В ту и последующую ночь Себастьян почти не спал. Не спал и Московичи. Когда он на следующее утро вышел из дома, перед ним предстали здания, словно пострадавшие от взрыва, с черными стенами; продолжались действия мародеров. Третья ночь была ужасной, вспоминал Московичи. Слышалась несмолкаемая стрельба: то армия выступила против Железной гвардии. Рассказ Московичи подтверждал Себастьян — он наблюдал те же события на другом конце города. «Всякий раз, проснувшись, я слышал все одно и то же: оружейную пальбу» [699] Sebastian M. Journal, op. cit. P. 272. .