Александр Окороков - Мемуары власовцев

Несмотря на холод, мы, русские, каждое утро брились и были свеженькие, как огурчики, причёсанные, подтянутые. Итальянцы всю дорогу, 10 суток, ехали небритые, но для нас это была уже третья война, опыт был. Полковник, ехавший за старшего, был восхищён нашим видом бравых вояк, пригласил в своё купе и ласково угощал.

Ко мне подошёл военный врач, говоривший по-русски, и стал жаловаться, что в своё время Россия помогла абиссинскому негусу Менелику, послав ему какое-то количество старых берданок, когда наша армия переходила на винтовку Мосина (по сведениям, абиссинцы захватили в плен тысяч 20 итальянцев и всех их кастрировали). Я врачу ответил: «А чего вы полезли в Крымскую войну? Кто вас просил?..» Ему нечем было крыть.

12 января. Утром я проснулся в холодном вагоне, кто-то сказал по итальянски: «Дубно проехали…» Скорее оделся, посмотрел в окно вагона — вся земля покрыта снегом. Дубно — уездный город Волынской губернии, от моего Острога вёрст 50, хотя я там никогда не был. Вспомнилось, как в «Тарасе Бульбе» запорожцы осаждают Дубно — чего, кстати, на самом деле никогда не было. В Остроге главная улица была Дубенская, шла до казарм 126-го Рыльского полка.

Поезд прибыл в Здолбуново, узловую станцию, это ещё Польша. Станция пустая, только несколько человек бродит по перрону в ранний час. Там когда-то жила моя тётка — спрашивал о ней, никто и не слышал о таковой. Встретил какого-то молодого человека, едет в Острог, передал маленькую записку своему однокласснику Горлецкому, который никогда города не покидал, был чем-то вроде адвоката (несколько лет тому назад умер, женившись через 20 лет на своей бывшей гимназической первой любви).

Природа — красота: все деревья покрыты снегом, около вокзала красивая церковь с пятью зелёными куполами. Воздух чистый. Это уже моя родная Волынь, вотчина князя Андрея Галицкого, древняя русская область. Поляки там издевались над православным населением — за 20 лет своего владычества уничтожили около двух тысяч православных церквей.

Следующая станции — Кривин, в 10-ти верстах от моего города Острога. Оттуда я в июле 1916 года уезжал в Ростов и Новочеркасск для поступления в Добровольческую армию — 25 лет не видел родных мест! Станция всё такая же, как я её оставил, — кажется, впоследствии, во время советского наступления, она была разрушена. Дальше — узловая станция Шепетовка. Вышел на перрон, спросил насчёт своей бабушки, которая когда-то проживала здесь. Здесь был огромный сахарно-рафинадный завод, где служил мой дед и вышел на пенсию. Мне ответил какой-то бородатый дядя, что знал такую — она, мол, эвакуировалась. Но бабушке уже тогда было лет сто, и куда бы она эвакуировалась?.. Вокзал пустой, мне сказали, что можно выпить чаю — суррогат из листьев.

Проехали знакомые места: Казатин, Фастов и Бердичев (еврейская столица). Вид пустынный, но здания вокзалов целы. Ночью проехали Киев, я проснулся в Дарнице. Свернули на север, на Бахмач. В Нежине поезд долго стоял. Спросил насчёт знаменитых нежинских огурцов, но какой-то господин мне пояснил, что при советской власти эта промышленность, снабжавшая всю Россию, исчезла. «Если вы хотите, то я могу вам принести несколько штук, я близко живу». Пока он ходил за огурцами, я наблюдал картину: девочка лет 12-ти вынесла на продажу корзинку луку, толстый немецкий жандарм с усами а-ля Вильгельм её увидел и направился к ней (немцы воспрещали всякую частную торговлю для «низшей расы»). Девочка перебежала на следующий угол полуразрушенной станции. Немец за ней, она выглядывает из-за другого угла. Поезд тронулся, и я так и не дождался огурцов…

Поезд идёт дальше: направо на горе красивый город — это Чугуев, как я узнал у ехавшего с нами русского проводника. Когда-то там был центр Аракчеевских поселений, а потом пехотное училище. Дальше — станция Бахмач. Против нашего вагона целый букет молоденьких девушек крутит поворотный круг для паровозов — лица розовенькие, свеженькие, прямо красавицы, как наши старые гимназистки. Ими руководит австрийский железнодорожник в своей типичной кепке. Я сказал им несколько комплиментов пo-русски, они бросили свой круг и устремились к нашему вагону. Австриец ругается, а они хохочут. Набрал апельсинов, купленных в Удине, и стал им раздавать. Мужчинам стал раздавать коробки итальянских спичек и любовался, как они трудились, чтобы открыть хитроумные коробочки.

Должен сказать, что немцы перешили все русские пути на общеевропейские, и поезда из Италии шли без всяких заминок. Выдали нам горячий обед, и итальянские офицеры накормили и русского проводника, ехавшего в нами в вагоне. Я разговорился с ним, но увидел, что итальянцы на меня смотрят недоверчиво, пришлось сократить разговор.

Ночью проехали хорошо мне знакомый Харьков, остановились до утра на товарной станции Основа. К поезду подошёл какой-то гражданин — что-нибудь купить у нас. Разговорились с ним — оказался хороший знакомый невесты нашего капитана Голбана [13] 13 Голбан Дмитрий Корнильевич — штабс-капитан Марковского артиллерийского дивизиона. Кавалер Георгиевского креста 4-й и 3-й степеней, галлиполиец. Во время гражданской войны в Испании воевал в составе легиона армии генерала Франко. Был награжден Военным крестом и двумя орденами «За доблесть». После войны был прикомандирован к Высшей военной школе в Мадриде в качестве начальника солдатской команды. Умер в Мадриде 22 августа 1971 г. от кровоизлияния в мозг. — их семья проживает в Харькове, передали им привет от Голбана.

Вечером 14 января прибыли на станцию Купянск — места знакомые, так как в 1919 году мы воевали в тех местах. Корниловский ударный полк тогда прошёл мимо станции, не останавливаясь, она была занята конницей генерала Шкуро, и мы наблюдали, как казаки сгружали с вагонов на подводы массу простынь и прочего…

Нас, «испанцев», сгрузили с поезда, так как где-то вблизи должна находиться та часть, куда мы были назначены — «Контрразведывательное отделение штаба 8-й итальянской экспедиционной армии». После телефонных переговоров полковник, начальник поезда, выяснил, что нашей части в Купянске нет. Внесли в вагон обратно наши «гробы» и брезентовые мешки — багаж очень удобный (приспособленный для погрузки на мулов). Поужинали и двинулись дальше на Валуйки — это уже Воронежская губерния, и в 100 верстах оттуда город Острогожск, где я окончил гимназию и служил в 184-м запасном пехотном полку.

Наша часть должна была быть в Острогожске, но оказалось, что она оттуда уже выехала, там они встречали Рождество. Как жаль, что я не попал в почти родные мне места — моя невеста была оттуда, но уехала в Харьков и там вышла замуж (впоследствии моя добрая знакомая ездила из Соединенных Штатов в СССР, побывала в Харькове, видела свою родню и мою бывшую невесту, которая, узнав, что я служил в итальянской армии, с негодованием воскликнула: «Как, он против наших воевал?!» Но я никогда не считал советчиков «нашими»…).