Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира

Пару лет назад Фрэнсис Вуд в своей книге «Шелковый путь» писал: «Я думаю, это самая сложная книга, которую я когда-либо писал, особенно в плане произношения названий городов». Я понимаю его чувства. Центральная Азия представляет собой сплошное минное поле. И это касается не только названий городов.

Прекрасным примером является самый известный монгольский завоеватель. Вы можете встретить Gengis Khan, Chinghis Khan, Chingiz Khan, даже Chinggis Khan. Земли, который унаследовал его сын, стали империей Джучидов. Но другие пишут не Juchid, a Jochid. Еще кто-то предпочитает Djocid.

Ученые неизменно предпочитают самое неясное произношение, но я пытался использовать термины, знакомые простому читателю. Имена в Центральной Азии и так слишком сложны, чтобы запутывать дело еще больше.

Тамерлан в действительности был просто Тимуром. Более длинный вариант имени, с которым знакомы на Западе, является просто искажением прозвища «Хромой Тимур». Он был джагатаем или тюркизированным монголом, но я, вслед за множеством европейских историков, называю его татарином.

Все эти материи также зыбки и неуловимы, как мир и спокойствие для Тимура. Т.Э. Лоуренс это особенно подчеркивал в книге «Семь столпов мудрости», когда его издатель попросил писать яснее: «Существуют некие «научные системы» транслитерации, которые мало помогают тем, кто хорошо знает арабский, и путают всех остальных. Я произношу имена, как считаю нужным, чтобы показать гнилость системы». Может не столь демонстративно, но я последовал его примеру.

Примерно в 10 часов утра 28 июля 1402 года с одного из холмов, окружавших долину, старый правитель обозревал свою армию. Множество людей собралось на равнине Чибукабад северо-восточнее Анкары, подобно ужасному грязному пятну. В сияющих солнечных лучах перед ним выстроились столь длинные ряды конных лучников, что их конец терялся в колышущейся дымке. Каждый воин ожидал сигнала ринуться в битву. Это были двести тысяч профессиональных солдат, собранные со всех концов его общинной империи, от Армении до Афганистана, от Самарканда до Сибири. Эти уверенные, дисциплинированные солдаты прошли закалку пламенем множества битв. Они не знали поражений…

Последние тридцать лет эти люди, их сыновья и отцы, пронеслись по всей Азии. Этот всесокрушающий ураган пролетел через пустыни, степи и горы, сея смерть и неслыханные опустошения. Один за другим пали многие великие города Востока. Антиохия и Алеппо, Балх и Багдад, Дамаск и Дели, Кабул, Шираз, Исфаган превратились в пылающие руины. Все они были захвачены непобедимыми татарскими ордами. Они убивали, насиловали, грабили и жгли все на своем пути; отмечая каждую победу ужасающими памятниками. На каждом поле битвы оставались кровавые пирамиды отрубленных голов побежденных — чудовищное предупреждение всякому, кто осмелится сопротивляться.

И теперь солдаты смотрели на далекий силуэт всадника, вырисовывающийся на фоне неба, и ждали новой победы. Поистине их император [1] Автор допускает типичный промах, механически перенося на Восток западноевропейскую титулатуру: королей, императоров, принцев и так далее. Но при этом вдобавок он допускает и грубую ошибку. Тимур не был ни императором, ни султаном, ни ханом. Он был всего лишь амиром — начальником войска, кстати, как и Мамай. Формально державой правил чингизид Султан-Махмуд-хан. Автор позднее говорит об этом, все-таки он упрямо величает Тимура императором, хотя это совершенно неправильно. Прим. пер. заслужил свои великолепные титулы. Повелитель Счастливого Расположения Планет, <���титул, указывающий на благоприятное расположение звезд при рождении>, Завоеватель Мира, Император Века, Непобедимый Господин Семи Климатов. Но лишь одно имя. подходило ему гораздо больше, чем все остальные, — Тимур, Бич Божий.

Со своего удобного холма он видел все вокруг, и хотя небо было хмурым, император не ощущал беспокойства. Вскоре должна была начаться самая важная битва его жизни, однако он оставался совершенно уверен в своей удаче, которая до сих пор так хорошо ему служила. Покинув седло, он опустился на колени, чтобы вознести обычную молитву создателю мира, и смиренно простер я на выжженной земле, посвящая свои победы Аллаху и умоляя его и дальше не оставлять милостивым расположением своего верного слугу. Затем, удивительно быстро для своих шестидесяти шести лет, он поднялся и зорко оглядел поле боя, на котором должна была решиться судьба его династии, его любимых сыновей и внуков.

Левым крылом командовал его сын принц Шахрух и внук Халил-Султан. Передовым охранением командовал другой внук, Султан-Хусейн. Третий сын Тимура принц Мираншах возглавлял правое крыло, а его собственный сын Абубакр стоял во главе авангарда. Однако затуманенные глаза императора дольше всего разглядывали главные силы, мельтешащую толпу людей, которой командовал его внук и наследник Принц Мухаммед-Султан. Именно там, в самой гуще воинов, взметнулся штандарт Тимура, бунчук, увенчанный золотым полумесяцем. Эти воины только что прибыли из столицы империи Самарканда. В отличие от потрепанных в боях отрядов, эти были великолепно экипированы, и каждый отряд был одет в свои собственные цвета. Там были воины с малиновыми стягами, малиновыми щитами и малиновыми седлами. Другие были с головы до ног одеты в желтое, фиолетовое или белое. Все были вооружены копьями и палицами. Перед ними вытянулась шеренга из тридцати роскошно убранных смертоносных машин — боевых слонов, захваченных после штурма Дели в 1398 году. На их спинах, в деревянных башнях, сидели лучники и огнеметчики.