Валерий Сойфер - Власть и наука

Позже сам Лысенко признал низкую эффективность работы с анкетами: оказывается, даже в 1932 году (данных о предыдущих годах так и не было никогда сообщено): "не все опытные точки прислали к 27/ VIII все эти три формы анкет. Особенно мало прислано анкет ╧3 (уборка и учет урожая)... со всех областей только 59 анкет" (117). Цифра "пятьдесят девять" была ужасающе низкой. Никаких выводов, кроме одного - затея провалилась - сделать было на основании этого числа нельзя. И тот факт, что Лысенко привел эту цифру в его собственной публикации, говорил , что он, видимо, не понимал требований к научной работе, хотя еще был честен в представлении своих данных (не утаил правду, не приукрасил ее).

Но ненаучный метод вполне удовлетворил начальство и на Украине, и в Москве. На Лысенко обратил благосклонное внимание нарком земледелия СССР (этот Наркомат руководил не только обработкой земли, но и растениеводством, животноводством и другими отраслями сельского хозяйства) Я.А.Яковлев 13 . Все обещания, раздававшиеся Лысенко, встречали неизменно радушный прием у Яковлева, хотя он без труда мог заметить, что основанные на анкетном методе данные вряд ли сколько-нибудь правильно отражают истинные успехи. Видимо, Яковлеву хотелось быть обманутым, и он с удовольствием воспринимал слова Лысенко. Наверняка, не последнюю роль в таком ослеплении и поглупении играла позиция самого Сталина, который подавал в эти годы пример нигилистического отношения к статистически обоснованным методам планирования и оценкам хозяйственной деятельности. Как это ни было парадоксальным, Сталин считал, что нельзя, например, оперировать усредненными величинами, чтобы установить, имеет ли место тенденция к увеличению или снижению того или иного процесса. В речи на пленуме Центрального Комитета и Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б) в апреле 1929 года, озаглавленной "О правом уклоне в ВКП(б)", Сталин по этому поводу говорил:

"Рыков пугал здесь партию, уверяя, что посевные площади по СССР имеют тенденцию систематически сокращаться. При этом он кивал в сторону партии, намекая на то, что в сокращении посевных площадей виновата политика партии. Он прямо не говорил, что дело у нас идет к деградации сельского хозяйства. Но впечатление от его речи получается такое, что мы имеем на лицо что-то вроде деградации.

Верно ли, что посевные площади имеют тенденцию к систематическому сокращению? Нет, неверно. Рыков оперировал здесь средними числами о посевных площадях по стране. Но метод средних чисел, не корректированный данными по районам, нельзя рассматривать как научный метод.

Может быть Рыков читал когда-либо "Развитие капитализма в России" Ленина. Если он читал, он должен помнить, как Ленин ругает там буржуазных экономистов, пользующихся методом средних чисел о росте посевных площадей и игнорирующих данные по районам. Странно, что Рыков повторяет теперь ошибки буржуазных экономистов" (118).

После таких неграмотных рассуждений в ход могли пойти любые способы учета, лишь бы они сигнализировали о нужных руководству тенденциях, а не наоборот. Уроки нигилистичного отношения к экономическим категориям, к статистике и вообще к анализу действительности, не могли не учитываться всеми в стране. Партийный лидер учил тому, как надо вести себя, и нет ничего удивительного, что Лысенко и его штатные и нештатные помощники вели себя аналогично в своей сфере: подсчитывали якобы достигнутые на колхозных полях прибавки урожаев от яровизации, полученные цифры умножали на цифры посевных площадей и выводили гигантские, ни с чем не сравнимые цифры, рапортуя об этом во все инстанции (119). Однако абсолютная прибавка урожая от яровизации, рассчитанная самим Лысенко, даже в те годы не выходила за пределы ошибок измерений и составляла около 1 ц/га (в 1935 году Лысенко писал: "прибавка от яровизации равна в среднем свыше центнера на гектар" /120/).

Но, конечно, раздутыми на бумаге цифрами народ не накормишь, а страна чем дальше, тем больше недополучала хлеба, кормового зерна и другой сельскохозяйственной продукции. В этих условиях сообщения о том, что в "тысячах колхозов получены прибавки урожая от яровизации", что "метод показал свою жизненность, будучи проверенным на полях", как это постоянно заявлял Лысенко, принимались на ура, а скептицизм ученых, не доверявших сомнительной информации или требующих все тщательно проверить, рассматривался как происки вредителей, очернителей колхозного строя.

Сам же Лысенко повторял снова и снова, что именно советские условия научили его тем специфическим (скажем от себя: антинаучным) методам работы. В программной статье" Мой путь в науку" в газете "Правда" в 1937 году он откровенно высказался по этому поводу:

"Имея способности и желание, в нашей стране легко стать ученым. Сама советская жизнь заставляет становиться в той или иной степени ученым. У нас очень трудно и даже невозможно провести резкую, непереходимую грань между учеными и неучеными. Каждый сознательный участник колхозно-совхозного строительства является в той или иной степени представителем агронауки. В этом сила советской науки, сила каждого советского ученого . Вот почему тот путь, который привел меня к науке, является обычным, доступным для любого гражданина Союза" (121).

Сельскохозяйственная политика коммунистов

Призыв к индустриализации страны звучал много раз из уст Ленина. На VIII-м Всероссийском съезде Советов в 1920 году он сказал:

" Только тогда, когда страна будет электрифицирована, когда под промышленность, сельское хозяйство и транспорт будет подведена техническая база современной крупной промышленности, только тогда мы победим окончательно (122).

На XIV-м съезде ВКП(б) в декабре 1925 года было объявлено, что главной задачей в стране становится срочная индустриализация страны. Троцкий и его сторонники по "левому уклону партии" Зиновьев и Каменев выступили против такого курса, но в борьбе со Сталиным (и поддержавшим его Рыковым и Бухариным) потерпели поражение. Страна начала невиданное по широте строительство новых крупных металлургических, машиностроительных, станкостроительных, автомобильных, тракторных, химических заводов, электростанций, предприятий по добыче угля и металла. Параллельно коммунисты нагнетали в стране страх перед неминуемым грядущим нападением на Советский Союз капиталистических государств (после прихода Гитлера к власти параллельно с военной истерией в СССР осуществлялась широкая, причем противоречащая международным соглашениям, помощь Германии в развитии ее авиации, флота и танковых войск).

В 1926 - 1927 годах на создание промышленности был выделен 1 миллиард рублей, в 1927 году все работающие граждане были обязаны отдавать значительную часть своего заработка "в долг" государству в виде закупки облигаций 1-го займа индустриализации. Таким путем удалось собрать еще 200 миллионов рублей. Согласно советским статистическим данным, удельный вес государственного сектора в промышленности достиг 82,4%, в торговле частный сектор был сокращен с почти 90% в 1922 году (52,7% в 1924 году) до 23,6% (123).