Валерий Сойфер - Власть и наука

Особо следует остановиться на выступлении Иосифа Абрамовича Рапопорта, показавшего, что, к чести ученых, не все они поддались поголовно диктату. И.А.Рапопорт -- ученик Н.К.Кольцова, всю войну провоевавший на фронте, израненный и овеянный славой за свою ставшую легендарной смелость (92) сумел попасть в зал по билету, данному ему приятелем. Он попросил слова сразу же после того, как Лысенко закончил свой доклад, но выступить ему позволили только в середине вечернего заседания 2 августа. Рапопорт первым пошел в бой против лысенкоизма, как он первым шел в бой на фронте. Перед лысенкоистами стоял молодой, сильный духом боец. На его голове белела узкая марлевая повязка, прикрывающая пустую глазницу (на фронте он получил несколько ранений, но остался в строю), его манера говорить -- быстро и страстно -- была убедительной и впечатляющей. (Кстати, из опубликованной стенограммы его выступления были изъяты наиболее острые места /93/).

Иосиф Абрамович Рапопорт (1912-1990) родился в Чернигове, окончил биологический факультет Ленинградского университета, после чего поступил в аспирантуру в кольцовский институт, затем вскоре защитил диссертацию на соискание степени кандидата биологических наук. На конец июня 1941 года была назначена защита им докторской диссертации, но на пятый день войны он ушел добровольцем на фронт. В 1943 году он был направлен на краткосрочные курсы подготовки командного состава артиллерийских войск в Военную академию имени М.В.Фрунзе в Москву, и во время этого приезда успел защитить докторскую диссертацию и сдать в печать крупную работу об искусственном вызывании мутаций несколькими классами алкилирующих соединений. По окончании курсов он вернулся в действующую армию и провел всю войну в боях сначала как артиллерист, а затем как разведчик переднего края. Он был беззаветно храбр, много раз оказывался в кризисных ситуациях, о нем ходили легенды. Дважды его представляли к званию Героя Советского Союза, но оба раза происходило странное -- "бумаги терялись". Он получил восемнадцать ранений, дважды ранения были серьезными (он потерял глаз и всю последующую жизнь ходил с белой повязкой на голове), он мог демобилизоваться на законных основаниях, но каждый раз возвращался в строй. Статья 1944 года о вызывании мутаций увидела свет только в 1947 году, в 1948 году английская исследовательница Шарлотта Ауэрбах получила сходный результат относительного мутагенного действия азотистого иприта (горчичного газа). В том же году вышло пять работ Рапопорта, в которых мутагенное действие было установлено для большого числа различных алкилирующих соединений. Благодаря этому в генети Рапопорт начал с перечисления успехов генетики: познания природы гена, мутаций, выяснения способов повышения темпов мутирования, открытия наследственной природы вирусов и изучения их свойств, создания гибридной кукурузы, полиплоидных растений и т. д. Он сказал, что стыдно не использовать генетику в интересах практики на благо социалистической Родины:

"Нельзя согласиться с теми товарищами, которые требуют изъятия курса генетики из программы высших учебных заведений, требуют отказа от тех принципов, на основании которых созданы и сейчас создаются ценные сорта и породы.

Мы не должны идти по пути простого обезьянничания, но мы обязаны критически и творчески, как нас учил В.И.Ленин, осваивать все созданное за границей. Мы должны бережно подхватывать ростки нового, чтобы росли новые кадры, которые смогут двигать науку вперед.

Только на основе правдивости, на основе критики собственных ошибок можно притти в дальнейшем к большим успехам, к которым призывает нас наша Родина" (94).

В этом месте стенограммы значится: "Редкие аплодисменты", что говорит о том, насколько мощным оказалось воздействие этого худенького, ничем внешне не примечательного человека на аудиторию. Всех остальных генетиков ошикали. Его же ни разу не перебили во время выступления, ему не устроили обструкцию по окончании. Его слушали, затаив дыхание, а в конце речи даже аплодировали.

Но уже следующий оратор -- Г.А.Бабаджанян начал кампанию травли Рапопорта. Он отверг всякую пользу изучения хромосом, обругал мутагенез, заявив, что все мутации непременно вредны, а "организмы, полученные таким путем, -- один лишь брак, уроды!" (95).

"Ведь Рапопорт не мог здесь доказать, что вновь полученные мутанты чем-нибудь принципиально отличаются от бесчисленных мутаций, полученных ими раньше, -- утверждал Бабаджанян. -- Наоборот, есть все основания думать, что они той же природы. Наконец, допустим, что на самом деле получено небольшое количество не вредных и не летальных мутаций. Кому они нужны? Кому нужны по своей природе бесполезные дрозофилы?" (96).

Директор армянского Института генетики Бабаджанян с апломбом делал вид, что успехов генетики нет и быть не может, что все они -- фикция, обман, стремление обвести вокруг пальца всё человечество разом.

Рапопорт стал возражать ему с места. Бабаджанян не нашел ничего лучшего, как перейти к оскорблениям (в частности, он договорился до того, что указал инвалиду войны на отсутствие у него одного глаза, отчего-де он и не видит вредоносности и гнилой сути формальной генетики). Вот часть этой дискуссии, как она была отражена в стенограмме:

И.А.Рапопорт. Но есть полезные мутации, и их много. Почему вы на них закрываете оба глаза?

Г.А.Бабаджанян. Во-первых, это -- полезные мутации на бесполезном объекте (аплодисменты).

И.А.Рапопорт. У нас есть средства против туберкулеза и других болезней.

Г.А.Бабаджанян. Вы только даете обещания.

И.А.Рапопорт. А вы даете обещания выводить сорта в два года, но не выполняете этих обещаний и своих ошибок не признаете.

Г.А.Бабаджанян. Мы несем нашу теорию в практику, говорит Рапопорт. Какую теорию вы несете в практику? Ваша теория по своей внутренней природе направлена против практики. Ваша "теория" относится к практике не только безразлично, не только нейтрально... Менделисты -- противники не только установленных, доказанных успехов, но и потенциальные противники всех будущих успехов. (Аплодисменты) (97).

Имя Ивана Ивановича Шмальгаузена -- известного специалиста в области эволюции склоняли день за днем, глумясь даже над тем, что он болен и не может принять участие в сессии. Но в последний день работы сессии Шмальгаузен приехал и постарался дать внешне спокойный ответ на обвинения. Однако было видно, что он сильно напуган, так как главное, что он хотел донести до слушателей, было желание отмежеваться от взглядов Вейсмана и Моргана и показать, что серьезных разногласий между его взглядами и утверждениями Лысенко нет. В тот же день он отправил Сталину длинное послание, в котором утверждал, ссылаясь на соответствующие страницы в своих книгах, что "всю жизнь... боролся за материалистические установки... и вел энергичную борьбу против вейсманизма... До 1947 года я никогда не выступал против работ и взглядов академика Т.Д.Лысенко. Наоборот, я давал им весьма положительную оценку" (98).