Валерий Сойфер - Власть и наука

Отказываясь от всех предыдущих убеждений и кланяясь в ноги новым учителям за то, что они наставили их на "путь истинный", кающиеся просили поверить в их искренность (а Алиханян даже готов был взвалить на себя обязанности палача по отношению к тем из своих бывших коллег, кто на сделку с совестью не пошел; теперь "новообращенный" мичуринец Алиханян заявлял даже, что будет их "переламывать"). Но мог ли кто поверить в искренность их сегодняшней позиции и всего, что бы они не взялись делать позже!

Это был, пожалуй, один из самых показательных публичных примеров самоубиения человеческих душ под напором политического диктата в стране, трубившей на весь мир о благовидности целей, свободе и демократии! Остров свободы в мире капитализма оказался на практике бастионом зла, в котором напуганные до смерти люди отрекались от своих взглядов даже в вопросах, не имевших никакого политического значения.

Погром в советской науке

В Оргбюро ЦК ВКП(б), Секретариате ЦК и в Политбюро Центрального Комитета партии ни нашлось никого, кто бы возразил диктатору Сталину. Решения о разгроме генетики были приняты лидерами партии единогласно, и в этих же органах с внимательностью и обстоятельностью следили за ходом сессии ВАСХНИЛ. Сын Жебрака, Эдуард Антонович, вспоминал со слов отца, что личный лимузин Сталина подъезжал к зданию Министерства сельского хозяйства на перекрестке Садового кольца и Орликова переулка, подгадывая к концу каждого заседания сессии. По лестнице сбегал вниз какой-то человек, рывком открывал заднюю дверь лимузина, и машина срывалась с места, увозя человека на доклад куда-то в сторону Кремля. Уже было сказано, что каждый день вечером Столетов появлялся в кабинете Маленкова и лично докладывал новому Секретарю ЦК о главных событиях дня. В "Правде" каждый день появлялось информационное сообщение о результатах предыдущего дня, а за главным рупором властей следили по всей стране.

О том, как было налажено ознакомление Маленкова с тем, что происходит на сессии, и как высшие чины аппарата ЦК рвались показать себя сражающимися с врагами и заработать политический капиталец, можно судить по одному из таких донесений, находящихся в архиве (бывшем центральном партийном архиве). Оно касалось выступления 4 августа академика Б.М.Завадовского, защищавшего генетику. В тот же день Д.Шепилов доносил Маленкову (прилагая выписку из речи Завадовского и уже добытую справку о нем, подписанную зам. зав. сектором науки Е.Городецким):

"Направляю Вам выписку из речи академика Б. Завадовского...

В связи с тем, что выступление... носит явно провокационный характер, и в своих попытках спасти потерпевшее полное банкротство вейсманистское направление в биологии Б.Завадовский не гнушается явно недостойного ученого средствами -- прощу Вас рассмотреть вопрос о возможности специального заявления на сессии, в котором была бы дана должная оценка поступка Б.Завадовского.

Конкретно возможна одна из следующих мер:

1. Мое краткое выступление на сессии с заявлением по поводу выступления Завадовского;

2. Мое подробное выступление на сессии... т. к. общими вопросами генетики я занимался ранее на протяжении ряда лет и вернулся к ним снова в последние два месяца, такое выступление вполне может подготовлено к 5 августа;

3. Если будет признано нецелесообразным мое выступление на сессии, соответствующее заявление о приемах т. Завадовского можно было поручить председательствующему на сессии т. Лобанову.

Прошу Ваших указаний. Д.Шепилов." (127)

Донесение Шепилова в тот же вечер было прочитано Маленковым, на нем появились подписи ознакомленного с донесением Суслова и еще двоих аппаратчиков. Выступить Шепилову не дали, его боссы желали сохранить на сессии видимость нормальной дискуссии, и партийный топор показывать было рано.

Но уже через два дня после окончания сессии -- 9 августа -- под председательством Маленкова прошло заседание Оргбюро ЦК партии, на котором были разобраны итоги сессии и приняты решения о том, как изменить работу научно-исследовательских учреждений по всей стране, как обеспечить прекращение издания книг и статей генетического направления и как добиться того, чтобы только труды мичуринцев попадали к читателям с этой поры. Было решено, что все сообщения из разных ведомств о разгроме генетики должны отныне поступать лично товарищу Маленкову.

На этом заседании были приняты первые решения по кадровым вопросам, оформленные в тот же день как решения Политбюро ЦК КПСС (128). На всех из них расписался Сталин, на части была проставлена подпись Молотова, на части расписались другие члены Политбюро и/или личный помощник Сталина Поскребышев. Немчинов был снят с поста директора Тимирязевской академии и заменен Столетовым, Жебрак был освобожден от заведования кафедрой генетики, а на его место Политбюро ЦК ВКП(б) назначило Лысенко (129), Шмальгаузен и Юдинцев был уволены из МГУ, вместо них на обе должности сразу был назначен Презент (130). На следующий день Оргбюро было собрано снова, чтобы продолжить избиение кадров генетиков.

Длинное и казенное название одного пункта в повестке дня Оргбюро от 9 августа 1948 г. звучало так: "О мероприятиях по перестройке работы научных учреждений, кафедр, издательств и журналов в области биологии и укреплении этих участков квалифицированными кадрами -- мичуринцев" (131). Решения по этим вопросам были выписаны с надлежащей пунктуальностью на двух страницах (132). Министра Кафтанова обязывали представить предложения о том, кого надлежало уволить с кафедр вузов, министра Бенедиктова об увольнениях, но уже из научных институтов, от директора Объединения государственных книжно-журнальных издательств (ОГИЗ) Ревина и директора Сельхозгиза Абросимова потребовали дать предложения по исключению из планов издания книг и журналов, более не нужных и вредных, и предложения об издании работ, написанных "сторонниками советской агробиологической науки мичуринского направления". Отделу пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) было приказано координировать все действия. Уничтожение коммунистами великой науки и истребление выдающихся ученых должно было пройти быстро и во всех сферах, имевших хоть какое-то отношение к биологии, агрономии, медицине. Сроки для всей работы были сведены (как во время фронтовых действий!) до минимума, всем министрам и всем издателям нужно было представить в ЦК исчерпывающие сведения и планы в 3-х дневный срок!

Однако сроки были выдержаны далеко не всеми. Руководители издательств действительно отчитались через два дня (по их новым планам предстояло напечатать миллионными тиражами труды Лысенко и других мичуринцев /133/). У сельскохозяйственного министра Бенедиктова была в разгаре уборочная страда, и он подать отчеты и предложения не торопился. Министр образования Кафтанов отгуливал положенный ему отпуск, а без него никто всерьез делом мичуринского направления заниматься не хотел, поэтому кто-то соорудил для отдыхающего начальника длиннющую справку обо всем на свете, но без конкретных шагов на будущее. Министр под ней подписался, и справка на 4-х страницах ушла на имя Секретаря ЦК Маленкова (134). В этом документе критиковали выдающихся советских ученых и бичевали себя за былые промахи в запоздалом их истреблении (этот прием коммунисты называли "наведением самокритики"). Снова были опозорены имена Н.И.Вавилова и Н.К.Кольцова. Рассадниками морганизма-менделизма-вейсманизма были названы Тимирязевская академия, Московский, Ленинградский и Харьковский университеты, в которых работали "сторонники реакционно-формальной теории в биологии". Поименно были названы Немчинов, Жебрак, "яростный противник мичуринского учения... недавно умерший Лисицын", Борисенко, Парамонов, Жуковский, Шмальгаузен, Серебровский (в скобках было добавлено "умер недавно"), Завадовский, Юдинцев, Сабинин и другие. Из Харьковского университета были названы трое -- Поляков, Петров и Эфроимсон. Особо досталось В.П.Эфроимсону: