Валерий Сойфер - Власть и наука

Особо надо сказать о том громовом впечатлении, которое произвела на всех публикация в 1954 году большого очерка писателя Олега Николаевича Писаржевского "Дружба наук и ее нарушения" (82). Впервые за все годы лысенковщины в нем было открыто сказано о главных ошибках этого "учения". Писаржевский начал свой рассказ с упоминания о недавно услышанном выступлении Лысенко на сессии ВАСХНИЛ в сентябре 1953 года. Он писал об уважении, с каким относился каждый простой человек к Лысенко, "победно выводившему науку на бескрайние колхозные поля" и ставшему "командармом полей".

"За ним шла горсточка ученых последователей и армия колхозных опытников, свято поверивших в пламенно им проповедуемую достижимость благородной цели безграничного умножения плодов земных", -- писал Олег Николаевич (83).

Но вот теперь, внимая Президенту ВАСХНИЛ, писатель испытал двоякое чувство:

"Его речь, пленившая меня своей яркой образностью, в то же время оставила ощущение какой-то неудовлетворенности" (84).

Неторопливо, осторожно разворачивал Писаржевский перед читателями факты, из-за которых неудовлетворенность позицией Лысенко нарастала в его душе. Он вроде бы вполне разделял устремления тех, кто, борясь с вейсманистами-морганистами-менделистами, скрещивал оружие с отсталым в науке. Но при чтении очерка невольно чувствовалось, что тревога не покидала автора. Сначала он верил в то, что "мрачные твердыни вейсманизма-морганизма были атакованы целой армией безупречных экспериментальных фактов и необычной смелости обобщений, для многих прозвучавших как откровение!" (85).

Однако стоило поближе познакомиться с действиями атакующих, как уверенность в безупречности фактов уступила место иному чувству. Пример за примером, приводимые Писаржевским, показывали, что Лысенко и горсточка его "ученых последователей" проявляли яростное желание задавить оппонентов любыми путями, затравить их с помощью то хитрых, а то и топорных ходов, чтобы добиться одной цели, одного результата -- монополизировать свое положение в науке. Писаржевский рисовал перед читателем страшную по своей сути картину лысенковского обмана. Неверной вышла на поверку идея Лысенко, что микробы кормят растения. Охаянные Лысенко и лысенкоистами полиплоиды оказались на деле ценными растениями, а СССР, в котором были созданы сорта полиплоидных кок-сагыза и других культур, потерял и сорта и приоритет в этом вопросе. Гормоны роста оказались вовсе не разновидностью "флогистона", "теплорода", "жизненной силы", как их обозвал А.А.Авакян в 1948 году, а действительно существующими и реально функционирующими в растениях регуляторами роста. Олег Николаевич подробно рассказывал о тех людях, которые потратили годы жизни на изучение генов, хромосом, на познание важных законов биологии, отвергнутых и опороченных лысенкоистами, и получалось, что эти люди, генетики, почвоведы, физиологи растений -- вовсе не враги науки и прогресса и тем более не враги народа, ужасающие монстры, а настоящие герои науки и симпатичные в жизни люди, опозоренные несправедливо и выброшенные из науки кучкой сподвижников Лысенко. Они работали точнее и грамотнее, чем сторонники Лысенко, говорили им в лицо правду, -- и вовсе не из желания кого-то унизить, а из стремления к истине. Хорошо сказ� "Злую шутку над агробиологами сыграла патриархально отсталая техника их эксперимента" (86).

Писатель делал вывод о необходимости развития тех отраслей, которые были чужды Лысенко, но без которых немыслим был прогресс в науке: биохимии и биофизики, физиологии и агрохимии. Он доказательно объяснял, что словесно расцвеченное бахвальство лысенкоистов относительно величайшей практичности их "теорий" на самом деле ничего, кроме слов, в себе не содержит. По утверждению автора очерка, практика от их домыслов только пострадала, и в связи с этим писал:

"Поиски нового будут плодотворными, если они будут стремиться всесторонне освещать явления жизни... если их единственным стремлением будет не добывание материала для групповой борьбы, а достижение наибольшей пользы для нашего народа... Нельзя не признать, что на некоторое время многие из тех, от кого зависела судьба ряда направлений советской биологии, ... утеряли этот важнейший критерий практики. Надо наверстывать упущенное!" (97).

Заканчивая этими фразами свой очерк, О.Н.Писаржевский звал читателей к раздумьям, к продолжению дискуссии.

Всех, кто болел душой за судьбы отечественной науки, не могли не порадовать в том году строки, появившиеся в передовой статье, озаглавленной "Наука и жизнь" в мартовском выпуске журнала "Коммунист". Говоря о необходимости разворачивания научных дискуссий, о "борьбе с аракчеевским режимом, насаждавшимся в некоторых научных учреждениях учеными, которые пытались установить своего рода монополию в науке", редколлегия центрального партийного журнала назвала имя одного такого монополиста -- Т.Д.Лысенко и в связи с этим писала:

"Монополизация науки приводит к тому, что творческое обсуждение вопросов подменяется администрированием, отсекаются инакомыслящие, глушится научная жизнь. Это проявилось, например, во Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В.И.Ленина...

На пути развития научной критики администраторы от науки воздвигают всевозможные препятствия. Иные поклонники научных авторитетов встречают в штыки вся-кую критику со стороны инакомыслящих.

В одном из номеров "Ботанического журнала" была опубликована статья Н.В.Турбина, в которой подверглись критике взгляды Т.Д.Лысенко по вопросу о видообразовании. Эти взгляды тов. Лысенко широко не обсуждались, хотя обсуждение их необходимо. Однако журнал "Успехи современной биологии" и "Журнал общей биологии" опубликовали статьи А.Н.Студитского и Н.И.Нуждина, в которых вместо делового обсуждения вопросов, поднятых тов. Турбиным, ему приклеили ярлыки вейсманиста-морганиста, вульгаризатора марксизма-ленинизма и т. д. и т. п. Тов. Турбин обратился в редакции данных журналов с письмами, в которых ответил на эти выпады, но его письма не увидели света" (88).

Редколлегия "Коммуниста" завершала этот раздел статьи словами: "Те, кто глушат критику в научной работе, наносят огромный ущерб науке и должны получить своевременный отпор". И многие тогда верили, что, наконец-то, и в партийных верхах раскусили Лысенко, а, значит, скоро придет конец и лысенкоизму в целом.

В 1955 году в журнале "Почвоведение" была опубликована статья Евгения Васильевича Бобко, ученика Прянишникова, в которой он, проанализировав причину постоянных успехов "колхозной науки", приходил к заключению, что методы работы лысенкоистов были порочными и позволяли просто не сообщать результаты тех опытов, которые шли вразрез с установками лиц, ставящих такие опыты (89). Как показывал Бобко, механизм такого подхода сводился к вольному обращению с цифрами (90), ставшему возможным в результате отказа от научно-обоснованных приемов обработки информации: