Валерий Сойфер - Власть и наука

Хрущев старательно формировал стереотип эдакого рубахи-парня, которому море -- по колено. Его длинные, простецкие, нередко по-мужицки грубые речи следовали одна за другой. Говорить часами на людях он уже привык, и газеты печатались с вкладышами, чтобы воспроизвести эти длинные болтливые речи с прибаутками и поучениями. Вот и очередной раз, выступая 14 декабря 1961 года, он долго рассказывал о том, как, приехав отдыхать в 1954 году в Крым, "посмотрел немножко на море, а потом сел в машину и поехал по колхозам и совхозам" (12), как он встретил переселенцев из Курской области, которым не понравился Крым с его жарой, палящим солнцем и... кровожадными клопами. Проблема клопов так заняла мысли 1-го Секретаря ЦК партии, что он и теперь, спустя несколько лет, с удовольствием вспоминал, как он бойко осадил нытиков-переселенцев:

"А разве, говорю им, курские клопы менее кровожадные, чем крымские? (Веселое оживление)" (13).

Эти байки лидера партии, наверное, были предназначены для того, чтобы рас-положить слушателей, показать, какой он простой, хороший, свой в доску мужик. А на этом пасторальном фоне еще более жестким выглядел длинный раз-дел речи об ученых, не удовлетворяющих его "изысканному вкусу". Упомянув Лысенко первым среди настоящих ученых, которым можно внимать с пользой для дела, Хрущев перешел к тем, кого и слушать вредно и кому, по его словам:

"Хочется сказать: не срамите ученого звания, не позорьте науку! (Аплодисменты)... Извините за грубость, но как тут не сказать: на кой черт нужна народу такая "наука"! (Оживление в зале. Аплодисменты)" (14).

Знал ли сам Хрущев, какой должна быть наука? В этой речи он еще раз показал, сколь примитивными были его требования к науке: она должна была лишь соответствовать "мировоззрению нашей партии", да быть практичной. Первое требование только провозглашалось, и о нем больше речи не велось, а второе обсуждалось в следующих "изящных" выражениях:

"Многие научно-исследовательские учреждения... не освещают путь практике, отстали от жизни, иных ученых нужно самих из болота за уши вытаскивать и в баню тащить, отмывать (Оживление в зале. Аплодисменты). Поможем вытащить вас, товарищи ученые (Оживление в зале). Но вы и сами выбирайтесь из травопольного болота (Оживление в зале)." (15).

В чем был Хрущев неколебим -- в уверенности, что "СССР в кратчайшие сроки" догонит США по производству мяса, масла, молока и другой продукции.

"Наша страна, -- сказал он в этой речи, -- уже доказала Соединенным Штатам Америки и буржуазные экономисты по существу и не оспаривают того, что СССР в кратчайшие сроки не только догонит, но и перегонит Соединенные Штаты по производству продукции на душу населения" (16).

По его словам залогом этого рывка вперед служила правильная научная деятельность таких ученых, как Лысенко. С тем же пафосом держал речи Лысенко, но к его словам все относились с еще меньшим доверием, чем к словам вожака партии. Предчувствия близкой гибели охватили многих бывших "мичуринцев", и они начали перекрашиваться. Нельзя было без усмешки читать стенания лысенкоистов по поводу тех, кто раньше писал в своих статьях и книгах одно, а теперь другое. "Чему же верить?" -- вопрошал Н.И.Фейгинсон, обсуждая такие случаи (17). Например, профессора В.Е.Писарева раньше лысенкоисты причисляли к своим, а теперь из-под его пера выходили статьи о значении амфидиплоидов, гибридов, о невозможности работать грамотно без учета генетических категорий и понятий, отвергавшихся лысенкоистами (18).

Так вел себя не один Писарев. Снова и снова в ЦК партии "лично товарищу Хрущеву" поступали письма и докладные записки с разбором ошибок Лысенко. Теперь появился новый мотив. Разоблачив "культ Сталина", Хрущев дал возможность открыто обсуждать последствия культа, к искоренению которых он сам призывал. Но кто же не знал, что в науке самым ярким, самым злокозненным последышем сталинизма был Лысенко? Так, открыв ворота для критики, Хрущев вопреки своей воле подставил под удар своего любимца. Хор голосов, осуждавших этого "маленького Сталина в биологии", стал звучать мощно, и в апреле 1962 года Хрущеву пришлось, скрепя сердце, снова дать согласие на снятие Лысенко с поста Президента ВАСХНИЛ. Второе его пребывание на этом посту кончилось еще более бесславно, чем первое. Хорошо хоть Хрущев предложил Лысенко самому назвать кандидатуру на замену. Новым Президентом стал многолетний заместитель Лысенко по Одесскому институту и верный ему до мозга костей Михаил Ольшанский.

Праздники и будни

Летом 1962 года лысенкоисты нашли предлог продемонстрировать всей стране свою монолитность, свои успехи и оптимизм. Отсчитав срок от появления в Одессе опытного поля, на базе которого затем возник Институт генетики и селекции, они получили круглую цифру -- 50. Чем не юбилей! Правда, на долю главенства лысенкоистов из этих 50 приходилось что-то около 30 лет, но отдельные несуразности можно было в расчет не принимать. На фронтоне главного институтского здания с колоннами появилась цифра 50 в лаврово-дубовом обрамлении. Много приглашений было послано зарубежным ученым. Административный директор института А.С.Мусийко, обсуждая с корреспондентами главные достижения института за 50 лет, делал акцент на идейной стороне:

"В упорной борьбе, открытых дискуссиях с преобладавшим в то время в биологической науке менделизмом-морганизмом, ученые-мичуринцы разоблачали теоретическую несостоятельность и практическую бесплодность менделистов и морганистов" (19).

А один из заправил праздника Глущенко радовался своему трюку: в ряд зарубежных "Обществ друзей Мичурина" были заблаговременно отправлены на-поминания о предстоящем юбилее и соответствующие моменту небольшие меморандумы с перечислением главных достижений института. И вот из-за границы стали поступать приветствия с нужными текстами, во многом повторяющими меморандумы. Теперь надо было успевать давать нужный ход приветствиям. Например, в газете "Сельская жизнь" появилась такая "развесистая клюква":

"На конференцию по случаю 50-летия ВСГИ пришло приветствие от французского общества друзей Мичурина: в нем, в частности, говорится:

"У нас в капиталистическом мире селекция все больше захватывается космополитическими монополистами, которые подчиняют свою работу своим эгоистическим целям. Эти монополии взяли себе за правило распространять только гибридные семена и гибридных животных, качество которых грубо ограничено первым поколением.

...Реакционная идеология морганистов является для них не только идеологическим аргументом, способом оправдать политику империалистов даже в их самых страшных расистских преступлениях. Эта теория стала... основным средством защиты барышей"" (20).