Валерий Сойфер - Власть и наука

Вместо этого были названы фамилии четырех "врагов" советской страны, якобы "изобличенных материалами ОГПУ в руководстве и финансировании к-р [контрреволюционного] движения в СССР". Двое из "финансистов" были бедно живущими в эмиграции учеными, отлично известными во всем ученом мире, -- проф. С.И.Метальников из Пастеровского института и проф. А.И.Стебут из Белградского университета. Назван был еще один эмигрант из России, живущий в Берлине, -- П.Ф.Шлиппе ("автор статьи об истории фирмы Вильморенов в "Трудах по прикладной ботанике"" /67/), и германский дипломат -- Аухаген. Фамилии двух последних приводились и здесь и впоследствии без указания имен, и невольно складывалось впечатление, что даже их имен ОГПУ не знает. Ни одного установленного эпизода обмена ими с Вавиловым чем-то предосудительным не было приведено вообще. Столь же мало доказательны были обоснования всех остальных пунктов шпионажа.

В целом при отсутствии решающих доказательств правоты выставленных обвинений документ носил безапелляционный характер. Обвинения были категоричными, призывы к немедленной расправе с Вавиловым и его ближайшими сотрудниками сформулированы крайне жестко (как это, впрочем всегда было в документах, выходивших из ведомства госбезопасности). В тексте даже присутствовал абзац, в котором было высказано недоумение по поводу причин так долго длящейся безнаказанности "группировки" Вавилова:

успехи группировки "...вызывают законный вопрос о причинах ее сохранения до сего времени и неликвидации в момент разгрома к-р организаций в сельском хозяйстве в 1930-31 г.г. Была ли эта группировка незамечена или деятельность ее не носила такого характера, какой она приобрела в последнее время и надобности в ее ликвидации не имелось?" (68).

Вавилов под подозрением, но пока остается на свободе

Знакомясь с обвинениями Вавилова, зловещими и по форме и по сути, нельзя не задаться вопросом, были ли они заказаны кем-то из тех руководителей страны на самом верху, кто мог приказывать "исследователям темных сторон жизни" из ведомства ОГПУ, или в то время -- в 1932 году -- следователи ОГПУ уже сами знали, на кого следует направить лезвие их сабель, и, основываясь на своем понимании врагов и друзей системы, могли приказывать властям, что делать с найденными ими врагами. Пример Вавилова позволяет дать осторожный и, конечно, неполный ответ на этот вопрос. Против Вавилова, как мы видели выше, уже началась кампания газетной критики, его институт и его самого уже обвиняли в различных грехах, но тем не менее Николай Иванович в 1932 году находился в лучшей форме, был демонстративно ценим властями -- введен в состав законодательных органов страны (ЦИК) и РСФСР (ВЦИК), напрямую общался с лидерами страны, был Президентом ВАСХНИЛ и Всесоюзного Географического Общества, неизменно проводил за границей много месяцев в году, постоянно печатал свои программные статьи в ведущих газетах. Как же так? Почему статьи против Вавилова появились, в недрах ОГПУ его портрет рисовали самыми черными красками, а советской общественности "звериную" суть этого буржуазного вредителя не открывали и "осиное гнездо вредителей" продолжало существовать безбедно?

Этот диссонанс указывает на то, что в таких вопросах, как "Дело Вавилова" чекисты шли впереди властей, сами формировали набор будущих жертв и еще не обладали абсолютным и непререкаемым правом решения вопроса о том, как поступать с теми, в ком они "распознали" врага. Поэтому им пришлось "трудиться" дальше, чтобы разъяснять верхам явный парадокс с публичным признанием положительной роли Вавилова и его скрытой пока от глаз общественности вредительской сущности. Во всяком случае пока сил для самостоятельной расправы с Вавиловым у ОГПУ не оказалось, а у верховных властей страны Вавилов еще сохранял кредит доверия. Этим объясняется, что "Директивное письмо" ОГПУ на деле не было директивой, что чекистам требовалось потрудиться, чтобы убедить верхи страны в том, что надо изменить отношение к Вавилову и перестать верить его посулам в области строительства нового сельского хозяйства социалистической страны.

В любом случае, несмотря на все обвинения, санкций на арест Вавилова получено не было. Единственным последствием обвинений стало запрещение на заграничные поездки Николая Ивановича, что было закреплено решением Политбюро ЦК партии (69).

Однако чекисты на этом не могли успокоиться. Следователи ОГПУ старательно и быстро набирали новые порочащие Вавилова сведения. Вскоре непосредственно Сталину был направлен еще один документ, созданный по-видимому в начале лета 1933 года (70). Документ был подписан зам. председателя ОГПУ Прокофьевым и уже знакомым нам начальником Экономического Управления Мироновым. В нем в основном были повторены пункты "Директивного письма", изложенные более жестко и лапидарно. Снова были включены оговоры Вавилова близкими к нему людьми. Так, было повторено, что в феврале 1933 года следователи ОГПУ добыли такие сведения:

"Арестованные... ближайшие помощники ВАВИЛОВА -- профессора ПИСАРЕВ, ТАЛАНОВ, КУЛЕШОВ и другие, полностью подтвердили данные об их активном участии в консолидировавшейся к-р организации в сельском хозяйстве. В своих показаниях арестованные указывают на их идейно-политического руководителя -- акад. Н.И.ВАВИЛОВА" (71).

Соединив в одно место показания Дибольда, Писарева, Таланова, Кулешова "и других арестованных" чекистские начальники заявляли, что Вавилов "достаточно изобличен" как вредитель. К этому были добавлены голословные политические обвинения, сформулированные устрашающе:

"Политические позиции ВАВИЛОВА резко враждебны Коммунистической Партии и Советской Власти" (72).

"Двурушничество и умелое скрывание убеждений и взглядов являются основными маскирующими средствами контр-революционной работы ВАВИЛОВА" (73).

"...целой системой, якобы научных мероприятий... [Вавилов] настойчиво ведет линию на фактическое сокращение посевов зерновых культур и уменьшение кормовых ресурсов, с целью вызвать голод в стране. Кроме того ВАВИЛОВ организует борьбу против хлопководства, против хлебозаготовок, срывает борьбу с засухой, предлагает заведомо неправильное районирование сельского хозяйства, разваливает семеноводство, направляя усилия организации на подчинение советского семеноводства иностранной зависимости" (74).

Вменялось в вину Вавилову и еще одно "крупное" дело. В январе 1933 г. арестованный агроном Калечиц, видимо пытаясь заработать хоть какую-то поблажку от чекистов, показывает, что Вавилов, Тулайков и животновод Лискун возглавляют "Всесоюзный Политический Центр".

Сведения о заговорщическом ПОЛИТИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ, причем не локальном, а ВСЕСОЮЗНОМ, звучали масштабно. Чекисты якобы раскрыли угрожающую стране и строю опасность и смогли во время обезглавить врагов системы, создавших такой Центр. В том же январе арестованный профессор-животновод Сизов, оговоривший своих коллег Белицера и Циона, заявил, якобы с их слов, вообще страшные вещи о "Политическом Центре" и о роли Вавилова в нем, равно как и уже находящихся в разработке органами ОГПУ коллегах академика. Оказывается, Политический Центр разросся как раковая опухоль, это уже не центр, а настоящая подрывная организация самого мощного уровня: