Андрей Васильченко - Арийский миф III рейха

Принятые Нюрнбергские законы были несколько мягче, нежели того требовали расовые эксперты СС. Впрочем, принципиальных различий не было. Более того, в обществе надо было создать необходимую атмосферу, которая, естественно, должна была быть более радикальной, нежели параграфы принятого Закона "О защите крови". В СС были собственные наработки по этому вопросу. Буквально накануне декабрьской встречи в Мюнхене расовый референт оберабшнитта "Северо-Восток", оберштурмфюрер СС Якобсен представил шефу персонального штаба рейхсфюрера СС Брандту свои собственные предложения. Якобсен был служащим расового управления "первого часа" и последовательным экстремистом в решении еврейского вопроса. Его предложения дошли до нас лишь во фрагментах, но и их вполне достаточно, чтобы сделать выводы, что этот эсэсовский эксперт предполагал увидеть в новом законе. Якобсен писал: "Целью [закона] должно быть полное освобождение немецкого наследия от еврейской крови. Все иные предложения не являются биологическими и жизненно необходимыми, а потому будут искусственно созданными конструкциями".

Поводом для подобного радикального решения "еврейского вопроса" могла стать международная обстановка, которая в конце 1934 года была более благоприятной, нежели в 1933 году, когда принимался Закон "О восстановлении профессионального чиновничества", который содержал в себе ряд антисемитских пунктов. Якобсен максимально подробно разъяснял свою мысль: "С внешнеполитической точки зрения обстановка сейчас отличается от 1933 года, в том числе благодаря политике в отношении вермахта, проводимой; фюрером. Так что мы можем позволить себе при составлении нового закона о евреях не оглядываться на заграницу". Как мы видим, Якобсена не волновала возможность протестов, и в его записке звучали откровенно угрожающие нотки. "У нас есть миллионы евреев, но международный иудаизм безнаказанно бойкотировал нас. Возможные ссылки на эти моменты в будущем законе были бы весьма к месту, по меньшей мере, обоснование так называемых ответных мер".

Однако предложения Якобсена были слишком радикальными, а потому на всех последующих совещаниях даже эсэсовские чины были вынуждены опасаться международной реакции. Следующая встреча расовых экспертов, посвященная обсуждению проекта Закона "О защите немецкой крови", проходила вновь по инициативе Герхарда Вагнера. Она состоялась 25 июня 1935 года в Берлине. Ведомство Дарре, к этому моменту уже обладавшее статусом Главного " управления СС, было представлено начальником Родового управления, штандартенфюрером СС Берндом фон Канне, который, ко всему прочему, действовал как представитель рейхсфюрера СС. Круг участников совещания заметно расширился. На нем можно было увидеть профессора Эрнста Рюдина, представлявшего Имперское министерство юстиции, доктора Карла Кюхенбекера из Имперского управления по аграрной политике (позже он стал РуС-руководителем в Кракове), а также членов правления Общества расовой гигиены. Кроме этого, на встрече в роли свадебного генерала выступал гауляйтер Франконии и издатель "жидоедского" журнала "Штурмовик" Юлиус Штрейхер. Там же присутствовал руководитель Управления по демографической политике и наследственной гигиене доктор Артур Гютт, который одновременно являлся представителем министерства внутренних дел. Забегая вперед, надо сказать, что в 1937 году Управление демографической политики влилось в состав РуСХА, а сам Гютт по инициативе Гиммлера стал начальником Родового управления, занимая этот пост вплоть до 1939 года.

Официально поводом для обсуждения являлась новая формулировка положений Закона "О восстановлении профессионального чиновничества"-, прежде всего так называемый "арийский параграф" (§ 25). До сих пор параграф дифференцировал все население Германии на "арийцев" и "неарийцев", лишая последних права занимать ответственные административные посты. Теперь же было решено внести изменения, согласно которым надо было принципиально выделить из всех "неарийцев" евреев, но сделать это так, чтобы избежать по возможности любых внешнеполитических осложнений. Все остальное население Германии планировалось поделить на три категории: "немецкого происхождения" (немцы и люди из "германского жизненного пространства"), "родственного происхождения" (коренные жители стран, которые примыкали к "германскому жизненному пространству") и "иноплеменного происхождения" (люди, не имевшие никакой кровной связи с немецким народом). Германскими чиновниками могли быть немцы и люди "родственного происхождения". Евреи же не могли занимать эти посты ни при каких условиях. С одной стороны, эта формулировка позволяла избегать жесткой дискриминации представителей азиатских держав (например, Японии), которые не могли в силу своей расовой принадлежности считаться арийцами. С другой стороны, она позволяла развязать в Германии антисемитскую кампанию, не привлекая особого внимания зарубежных наблюдателей. Фон Канне, представлявший РуСХА, сообщал своему начальству, что подобным способом "можно было сохранить внутриполитическую антииудейскую составляющую, освободившись от назойливого вмешательства заграницы". "При необходимости можно было пойти на более жесткие меры, которые бы отвечали насущным интересам народного сообщества".

Теперь позиции расовых экспертов НСДАП и СС стали отличаться, Эсэсовцы говорили, что заявленное в декабре 1934 года отделение "арийцев" от "неарийцев" не может отвечать интересам взвешенной и эффективной расовой политики. Подобная позиция не могла быть основой для принятия "еврейского законодательства", так как для последовательной политики требовалось деление общества на несколько расовых групп. По сути, это была первая попытка со стороны эсэсовцев навязать расовые критерии, разработанные в недрах РуСХА, всему немецкому обществу. Для этого надо было убедить специалистов из Расово-политического управления НСДАП в том, что СС являлись единственной организацией национал-социалистского движения, которая была построена в строгом соответствии с принципами расовой теории.

С другой стороны, уже из заявленных для обсуждения тем было видно, что у нацистского руководства существовало множество проблем. В частности, соотнесение необходимости усиления антисемитской политики и международной критики. Другим спорным моментом был так называемый "вопрос о метисах". Именно он во многом обусловил появление на свет Нюрнбергских расовых законов, "Вопрос о метисах" получил политическое значение во время совещания у министра экономики Яльмара Шахта, которое состоялось 20 августа 1935 года. На этом мероприятии представители партийного руководства, имперских министерств и СС вновь подняли вопрос о необходимости законодательного регулирования "вопроса о метисах". С одной стороны, населению после "решения еврейского вопроса" необходимо было давать поводы для антисемитских выходок, но с другой стороны, ожесточенная антисемитская пропаганда могла нанести мощный удар по немецкой экономике, в том числе по военно-оборонной промышленности. Это столкновение интересов привело к конфликту между руководством СС и министром экономики. Шахт уже мог наблюдать первые последствия антисемитской кампании, которые привели к негативным результатам в немецкой экономике. Но эсэсовцы и партийцы были непреклонны — антисемитизм был составляющей программы НСДАП, а стало быть, неотъемлемой частью внутренней политики. Кроме этого, они ссылались на общественные настроения.