Робин Локкарт - История изнутри. Мемуары британского агента.

Около недели я неотступно был с Бейли, помогая ему разобраться в делах, организуя его прощальные обеды и принимая от него генеральное консульство. Английский клуб устроил ему блестящие проводы; мы в свою очередь организовали официальный прием в генеральном кон сульстве, на котором каждый обменивался с Бейли по дарками. Я получил массивный портсигар, который хра ню поныне.

Речь Александра явилась довольно тяжелым испыта нием для присутствующих, открыв последние шлюзы глубокого душевного волнения даже у Бейли (мои секре тарши обе плакали, и только старый клерк Фриц, латыш, был невозмутим). В лирических тонах он указывал на Бейли и меня как на два блестящих примера для русских, каким должен быть чиновник и заявил о своем твердом намерении покинуть Москву, если я уеду. Напыщенность речи Александра была как раз хорошим тормозом для моих словоточивых желез. Все же я был полон печали в связи с отъездом Бейли. Он был для меня скорее отцом, чем начальником. Он был сама доброта во время болезни моей жены. То что он был мне предан и искренне хотел моего продвижения, хотя он снисходительно относился к моей беспечности, не помешало мне, однако, черпать прекрасные советы из запаса его мудрости. Я терял не только друга, но союзника, в подлинном смысле слова, единственного союзника в городе с двумя миллионами жителей. Увы! Больше я его никогда не видал.

Его совет, состоящий главным образом из одного

поучения соблюдать одиннадцатую заповедь, пока я со стою на службе, упал на бесплодную почву

Падение Варшавы было трагическим завершением не удачной летней кампании 1915 года. Это был удар кото рого нельзя было скрыть даже от масс и который совер шенно естественно усилил пессимизм и разговоры о ми ре. Люди типа Челнокова и Львова были довольно креп ки; их корни уходили в землю. Но зато политиканы были возбуждены, их нервность распространилась, как влаж ный туман, и охватила половину населения. Ужасные слухи о том, что русские сражаются в окопах, вооружен ные одними палками, просочились с фронта в тыл. Ни пожилой человек, ни молодой новобранец не испытывали ни малейшего расположения идти на убой; в промышлен ных центрах, как ИвановоВознесенск, вспыхнули анти правительственные забастовки, сопровождавшиеся в не скольких случаях стрельбой.

Как обычно власти изобрели противоядие, чтобы раз рядить общественное волнение. 23 августа, когда мрач ные настроения достигли апогея, Москва кишела слуха ми, исходившими, повидимому, из официальных источ ников, что союзники форсировали Дарданеллы. Днем одна из московских газет вышла с большим заголовком: «Официальное сообщение: Дарданеллы взяты». Затем следовало подробное описание бомбардировки проливов с полным перечислением потерь и перечислением назва ний судов. По получении этих известий большая толпа собралась на улицах. Народ становился на колени на Тверском бульваре благодарить Бога за славную победу. Началась манифестация перед генеральным консульст вом. Напрасно я старался разъяснить толпе, что известие ложное. «Официальное сообщение!», — кричали газетчи ки, и голос мой тонул в криках «ура». Позже, вечером толпа стала буйствовать, и около памятника Скобелеву произошла демонстрация против полиции, которая кон чилась, как обычно, атакой конных жандармов.

Следующий день был днем всеобщего разочарования по поводу ложного известия. Я вместе с моим ФранДУ3" ским коллегой отправился к полицмейстеру с требова нием привлечения к ответственности издателя и редакто ров, опубликовавших это известие. Он принял нас с обычной чиновной елейностью. Он уже предаосхитил наше негодование и закрыл газету до конца войны, мы выразили ему свою благодарность. Я был весьма удив

лен. обнаружив после этого заявления, что газета продол жает вьстоднть. изменив свое название: «Вечерние ново сти» на «Вечернюю газету». Во всех других отношениях она была идентичной со своей предшествеииицей. Заго ловки и шрифт были те же. Вчерашний, провинившийся редактор, подписал сегодняшнюю передовицу. Я выру гался и махнул рукой на полицию. Позже мне удалось узнать, что утка о победе была выпушена по уговору с полицией, чтобы дать выход общему возбуждению. Я никогда не претендовал на знание психологии царской полиции. Однако я решительно отказываюсь поверить в ее \мение работать и честность. Страшная «охранах» из повести Сетона Мерримееа, была мифом, пугавшим ско рее страшным своим именем, чем своей осведомлен ностью. Это было учреждение, которым управляли тупи цы и пройдохи, причем на 10 тупиц приходился один пройдоха. С наступлением осени приближавшаяся траге дия России все больше угнетала меня. Предстояли собы тия похуже падения Варшавы. Но та же слабость харак тера, делающая русских неспособными к длительному усилию, притупляла их пессимизм. Ни один из москвичей не умел долго предаваться отчаянию. И действительно, когда удар следовал за ударом, местный патриотизм воспрянул опять, и, если в Петербурге мало кто верил в русскую победу, Москва провозгласила лозунг, что война { не может быть выиграна, пока не будет устранено из I столицы влияние темных элементов. Этот момент кладет начало первой из многих резолюций, требующих образо вания Кабинета национальной обороны, или обществен ного доверия. Вначале эти требования были сравнитель но умеренными. Москва была готова принять законных царских министров, а именно таких людей, как Криво шеий. Сазонов, Самарин, Щербатов и другие, которые ве были связаны с политическими партиями в Думе. На этой стадии царь мог бы довольно легко, не выходя за пределы обычного круга, из которого он выбирал своих советников, сформировать новый кабинет, удовлетворяв ший общественное мнение. Если б он своевременно дал шестидюймовую реформу, царь мог бы спасти те ярды, которые разочарованная страна спустя некоторое время взяла силой. Те, однако, кто стоял ближе к нему, видели вещи в ином свете. Они говорили ему, что любая уступка была бы истолкована как слабость и что аппетит ва реформы только разыграйся бы. Это было самым ве

не

отразимым аргументом, и поэтому тем, кто боил» старался для дела русской победы, царь ответшГо^ ском Думы, отставкой Великого князя Николая Hm^Z вича. отставкой Самарина, Щербатова ■ Дж^ижоисжого трек министров, которые в этот момент были нанботее популярны в Москве.

Роспуск Думы вызвал обычные забастовки и проте сты. Но принятие на себя Верховного командования са мим царем было первым верстовым столбом по дороге на Голгофу. Это была наиболее роковая из многих оши бок несчастного Николая II. потому что в качестве глав нокомандующего он нес в глазах народа личную ответст венность за длинный ряд поражений, которые теперь стали совершенно неизбежными благодаря технической отсталости России.