Анна Мурадова - Кельты анфас и в профиль

— Им скорее всего приходится наклонять голову набок. Но так ездить очень неудобно.

Большого труда стоит, наверное, водрузить такой чепчик на голову и прикрепить его шпильками как следует — ветер на бретонских побережьях так и норовит сорвать с вас одежду. А ведь таинство надевания чепчика повторяется каждое утро. Впрочем, для пожилых бигуденок это такая же привычка, как чистка зубов или застилание кровати. И многие с этой привычкой ни за что не могут расстаться.

Рассказывают, что одна бигуденка сломала правую руку, да так неудачно, что кости не срослись и рука навсегда осталась покалеченной. Бедная старушка уже не могла самостоятельно управляться по хозяйству, ей пришлось нанимать домработницу.

— Теперь вы, наверное, уже не будете носить чепчик? — спросили у нее.

— То есть как? — удивилась она. — Как же я смогу появиться на людях без чепчика — я буду чувствовать себя так, как будто я вышла на улицу голой!

И каждый день она продолжала водружать на себя чепчик одной левой рукой — у нее на это уходило не меньше сорока минут.

Бигуденок очень любят иностранные туристы, в последние годы заполонившие Бретань. В когда-то тихие рыбацкие городки каждое лето съезжаются сотни и тысячи отдыхающих со всех концов света. И чуть ли не каждый хочет сфотографироваться с бабушкой в высоком чепчике. Многим не нравится такое изобилие иностранцев, но что поделаешь, туризм — одна из основных статей дохода для сегодняшней Бретани. Бретонцы — люди практичные. Первое время бигуденкам не нравилось, что их фотографируют, как каких-то экзотических зверьков, но вскоре и они перешли на рыночные отношения, проникающие в самые глухие уголки Европы. И когда приезжие просили сфотографироваться с ними, бигуденки приветливо улыбались: «Конечно, конечно, двадцать франков за каждое фото!» (Точно не знаю, сколько сейчас они запрашивают в евро, но подозреваю, что чем дальше, тем выше становится плата: увы, с каждым годом бабушек в высоких чепчиках все меньше…)

Надо ли говорить, что мне очень хотелось познакомиться хотя бы с одной из бигуденок, хотелось самой услышать и постараться понять их своеобразный говор, один из самых трудных для понимания. И вот такая возможность представилась.

Мы позвонили Андрео и договорились встретиться с ним после обеда в Пон Л'Аббе в кафе. Андрео пришел заранее и, встретив нас на пороге, предложил:

— Посидим пока здесь, к Мари Подерс ехать еще рано. Обычно посетители собираются у нее после четырех выпить по рюмочке вина и поболтать о том о сем.

Времени у нас хватало, и мы сами были не против поболтать о том о сем за чашечкой кофе. Болтали мы, естественно, по-бретонски. Молодой человек за стойкой прислушивался и улыбался.

— Здесь — не то что в Кемпере, — пояснил Андрео. — Тут все понимают бретонский, даже молодежь, которая на нем не говорит. А уж о старшем поколении я молчу. В кабачке Мари Подерс, например, вы не услышите ни слова по-французски. Там собираются старые моряки, им французский просто не нужен. Конечно, поначалу вам будет сложно их понимать. У нас говорят не так, как в Кемпере, и, уж конечно, не так, как в университете. Но кое-что я сейчас объясню…

Далее последовала маленькая лекция об особенностях местного говора. Без этого теоретического введения, пожалуй, никак нельзя было обойтись — слишком уж по-разному говорят люди, живущие в двадцати километрах друг от друга.

Когда подошло время ехать к Мари Подерс (ее кабачок находится не в самом городке, а чуть дальше) и мы, расплатившись, отправились к выходу, бармен попрощался с нами по-бретонски. Действительно, в Кемпере мне никогда не приходилось слышать такого прощания ни до, ни после. Впрочем, немного позже я узнала, что и в Пон Л'Аббе не все так любят родной язык.

Едва уместившись втроем в старенькой машине Андрео, мы поехали куда-то за город и через несколько минут остановились перед небольшим домом у дороги. Дом как дом, ничего примечательного я в нем не заметила. Никакой вывески, дверь закрыта, ставни заперты. Андрео объяснил нам, что кабачок Мари Подерс — нечто вроде клуба, куда пускают только «своих». Не потому, что эти люди прячутся от кого-то, нет. Они просто стесняются чужаков, с которыми надо говорить «по-культурному», то есть на французском. К тому же вывеска на доме могла бы привлечь посторонних людей, любителей просто выпить. Здесь же собираются старые знакомые, и маленькая рюмка вина для них — всего лишь дань традиции. Главное — общение.

Андрео здесь свой человек. Его давно знают. Время от времени он приводит в этот кабачок своих университетских друзей, которые, как мы с Валери, хотят совершенствовать устный бретонский. А для Мари Подерс и ее клиентов такие визиты — просто удовольствие. Нечасто даже здесь, в Пон Л'Аббе, двадцатилетние болтают между собой на языке своих родителей.

Вслед за Андрео мы вошли в дом и сразу очутились в атмосфере, которую с такой ностальгией описывают бретонские писатели. За деревянными столами и около стойки посетители обсуждали местные новости. Увидев нас, они заметно оживились: «Э, да это Андрео! Опять кого-то к нам привел. Мари, принимай гостей!» Нас представили самой Мари Подерс, бодрой, несмотря на свой почтенный — далеко за восемьдесят — возраст, бигуденке. Одета она была типично по-бигуденски: темное платье, шаль на плечах и, конечно же, чепчик, сверкающий белизной. Вообще все здесь были одеты по старинке, половина из старых моряков так и не перешла на современную обувь, а продолжала ходить в гулко стукающих по кафельному полу деревянных башмаках — «боту коад», как их здесь называют.

Действительно, здесь не слышно было французского. Воспринимать на слух местный говор было трудно, и Андрео не раз выступал в роли переводчика. Без него бы поначалу я не справилась: некоторые фразы приходилось просто угадывать.

— Хорошо вы по-бретонски говорите, — сказали нам, — хоть и не по-нашему, а все-таки здорово. Откуда будете, не из Кемпера случаем?

— Валери действительно из Кемпера, — ответил за нас Андрео. — А вот откуда Анна — догадайтесь!

Имя у меня, как оказалось, типично бретонское. Святая Анна, бабушка Иисуса Христа, считается покровительницей Бретани, второй святой после Девы Марии. Неудивительно, что бретонских девочек часто называли в ее честь. То, что бабушка Христа скорее всего была еврейкой, бретонцы при этом забывают и считают ее своей соотечественницей, а о семитском происхождении этого имени вроде бы догадываются, но как-то смутно. А вот ставшую легендой герцогиню Анну, до последнего пытавшуюся отстоять независимость Бретани, помнят и чтят все. Говорю это не для того, чтобы похвастаться — просто многие из тех, кому меня представляли, не верили, что Анна — имя, которое встречается и в России. К тому же в отличие от моих японских коллег мне легко было сойти за местную, я оказалась внешне очень похожей на типичную смуглую темноволосую бигуденку, о чем мне весьма часто сообщали. По акценту, однако, Мари Подерс и ее клиенты определили сразу: