Розалин Майлз - Я, Елизавета

Чтоб ей ни дна ни покрышки! Взойдя на престол, она подарила Нонсач графу Арунделу, дабы заручиться верностью этого скользкого старого паписта. Берли говорил, она ненавидела дворец, потому что острые шпили, вздымающиеся к облакам башенки и огромный горделивый фасад представлялись ее запуганной душе самой сущностью нашего отца. Генрих ее черных дней жил в каждом кирпиче и камне, в каждой лепной розетке, в каждой уродливой горгулье, в каждой огромной, великолепной статуе, и прежде всего – в королевском размахе! – еще бы, даже башня над главными воротами вознеслась на целых пять этажей! И Мария его подарила! Однако теперь старый граф умер – смерть нет-нет да и прольется серебряным дождем, – и наследник посчитал разумным предложить дворец мне.

Лучший дворец в Англии, построенный на века.

Я вцепилась в него обеими руками. Да! Мое!

Теперь для полного счастья мне недоставало только моего лорда.

И он вернулся, в огненном камзоле, из перехваченных золотым шнуром разрезов рукавов выглядывала золотая парча, – и что же я? Я готова была съесть его золотые пуговицы. Да, веселье будет бесподобное, как я и мечтала – как и должно быть…

Стоял солнечный май, зима давно кончилась, Бесс вернулась ко двору, счастливо исцелившись и от водянки, и от слабости к моему Рели. А поскольку, как я знала точно, он к ней и раньше был равнодушен (я нарочно подсылала к нему Роберта, и Рели высмеял само предположение, поклялся спасением души, что любит меня и никогда не женится), то теперь и он и она не обращали друг на друга ни малейшего внимания.

Даже несчастная Сидни немного оправилась, сняла вдовий траур, охотно улыбалась моим лордам в присутствии и вместе со всеми дразнила сэра Уолтера его ньюфаундлендом».

Однако в тот вечер мой лорд был не в духе и, как ребенок, не успокоился, пока не испортил настроение и мне. Опираясь на подлокотник моего трона, наблюдая за танцующими и рассказывая о Франции, о тамошней бойне, о том, как часто видел смерть, почти касался ее, смотрел ей в лицо, он вдруг сказал:

– Смерть и желание идут рука об руку, леди.

Мне двадцать четыре, и кто знает, когда позовет смерть? Если я умру на вашей службе, как лорды Лестер и Уорвик, не оставив потомства, мой род прервется. Мужчина обязан жениться, обязан стремиться к браку.

– Жениться? И не заикайтесь!

И думать не смейте!

Он замолк. Однако у меня на душе осталось беспокойство – он пригласил на танец попрыгушку Бесс Трокмортон, потом, правда, танцевал с Радклифф и несколькими другими дамами, но затем снова с Бесс. Мало того, она о чем-то его с жаром расспрашивала и опасливо косилась в мою сторону.

Может быть, все-таки спокойнее, когда он во Франции…

Но не могла я с ним так скоро расстаться!

А пока я изводилась сомнениями, привели ее.

Близилось время обеда, небо наконец прояснилось после дождливого утра, мой лорд прислал с конюшни сказать, что лошади готовы. Мы собирались выезжать, и помеха была исключительно некстати.

– Черт побери, кто это?

Стражники втащили в комнату огромную жирную бабищу – шея мощная, что твой дуб, харя поперек себя шире, исполинские груди выбились из-под сальной повязки, соски в грязных потеках. Господи, и это чудовище – мать? – перемазанная, вонючая…

От нее разило прогорклым выменем и хлевом.

Меня замутило, я в отчаянии обернулась к своим дамам:

– Нюхательную соль, скорее! И пошлите за благовониями! Кто эта женщина?

От группы стражников отделился Роберт:

– Кормилица, мадам, арестована в Детфорде за пьяную драку. Болтала во хмелю, и я решил, что вам интересно будет это услышать. – Он повернулся к женщине:

– Говори. Расскажи Ее Величеству, что сказала мне.

Поблескивая хитрым звериным глазом из-за спутанных косм, словно только что опоросившаяся свинья, она запричитала:

– А вы, ваша честь, обещаете, что меня не вздернут?

– Обещаю, что вздернут, – ласково сказал Роберт, – сию же минуту, если не заговоришь.

И она рассказала, сморкаясь, всхлипывая, божась и постоянно умоляя ее не вешать. Некая придворная дама оказалась в интересном положении, тайно разрешилась на квартире в Ист-Энде, родила мальчика и наняла эту свинью в кормилицы. Сразу после родов в дом приходил джентльмен и был восприемником на крестинах младенца – высокий лорд с курчавыми темно-русыми волосами, слегка сутулится при ходьбе…

– Довольно. – Роберт кивнул стражникам. – Уведите ее.

Я на мгновение перестала ломать руки:

– Не… не вешайте ее за это…

Роберт улыбнулся.

– Вполне достанет и хорошей порки. Если бидлы постараются, ты, женщина, возможно, лишишься части кожи с нижней половины твоих телес, – дружелюбно сообщил он женщине, – но, судя по твоим габаритам, потеря невелика. За жизнь свою можешь не бояться, пока держишь язык за зубами.

Бабу уволокли, но ее крики из-за двери еще долго вторили моим.

Придворная дама и джентльмен, отец ребенка.

Я знала, кто они.

Роберт терпеливо ожидал, что я прикажу.

Я подняла руку:

– Прикажите мистрис Трокмортон оставаться в своей комнате. И пусть ко мне немедленно приведут лорда Эссекса – под вооруженной охраной.

Он пришел бледный, дрожащий, в сопровождении стражников, которые, видя унижение своего героя, выглядели ничуть не лучше того.

– Мадам, что это значит?

– Изменник! – завопила я. – Вы женились на ней, на Бесс Трокмортон, у нее от вас ребенок!

– Изменник? Я? – Он походил на человека, который тонет в трясине и не может спастись. – Нет, Ваше Величество! – Он едва шевелил побелевшими губами. – Я не женился на ней, и детей у меня нет. Между нами ничего не было.

– И почему же, сэр, почему, – взвыла я, – я обязана вам верить?

Он запрокинул голову, набрал в грудь воздуха и закрыл глаза.

– Потому что, дражайшая миледи, изменник, которого вы ищете, – не здесь, это не я… потому что я… я уже женат.

Он стоял передо мною в моем покое, скалясь, как пес, и думал, что я по-прежнему счастлива его видеть. Из Ирландии он привез стихотворца Спенсера, тщедушного, коротко и некрасиво остриженного на манер проклятых пуритан, в бедном черном наряде с завязками на воротнике, словно у клерка, – впрочем, он, похоже, и был теперь клерком. В другое время я приняла бы его тепло и даже сейчас старалась держаться вежливо.

– Если не ошибаюсь, мастер Эдмунд, до отъезда в Ирландию секретарем губернатора вы служили у графа Лестера?

Он поклонился рывком:

– Вашему Величеству, надеюсь, приятно слышать, что то был мой первый и самый лучший покровитель. – Нервный смешок. – Он благосклонно относился к моим маленьким сонетам, любовным стишкам, которые я назвал Аморетти», и хотел, чтобы я писал пасторали.

Да, а еще он использовал ваше перо для нападок на мой предполагаемый брак с Франциском Анжуйским, я отлично помню, что вы написали тогда Сказку мамаши Хабберд». Ладно, не будем поминать старое – они оба теперь мертвы.