Анатолий Юновидов - Оборона Одессы. 1941. Первая битва за Черное море

Учитывая пожелания Кузнецова, эвакуацию решили начать немедленно, с отправки наиболее укомплектованной 157-й стрелковой дивизии и приданной ей артиллерии, в несколько раз более значительной силы, чем 3-й морской полк, о котором шла речь в указаниях наркома. Вице-адмирал Левченко одобрил это решение.

Разработку плана вывода войск из секторов и постепенной эвакуации из Одессы решили возложить на генерал-лейтенанта Софронова и ежесуточный план эвакуации утверждать Военным советом. Начать эвакуацию запланировали уже 1 октября.

Сразу же после заседания Военного совета к контр-адмиралу Жукову были приглашены командир и комиссар 157-й стрелковой дивизии.

Они были ошеломлены сообщением Жукова о предстоящей эвакуации. — А нельзя ли нам остаться пока в Одессе, хотя бы не первыми уходить? — поинтересовался у него Томилов.

— К сожалению, нельзя.

Командиру дивизии было приказано направить в порт 633-й стрелковый полк через несколько часов, учтя время, необходимое на посадку и погрузку, чтобы затемно 1 октября он смог уйти из Одессы. Так как заранее переброска полка не планировалась, для этой цели было решено использовать два находившихся в это время в порту транспорта — «Украину», только что привезшую боеприпасы, и «Жан Жорес», доставивший продовольствие.

Следующей ночью планировалось отправить 716-й полк. Полки должны были уходить со своей артиллерией, тыловым хозяйством и кухнями.

Томилов предложил прикрыть отход дивизии с позиций своим лучшим, 384-м полком, которым командовал полковник Соцков. Согласившись с этим, Жуков решил пойти чуть дальше и оставить 384-й полк, как и часть дивизионной артиллерии, для участия в наступлении 2 октября.

Легкий артиллерийский полк 157-й дивизии решено было выводить побатарейно по такому маршруту, который не выдавал бы его движения в порт. Такое же решение было принято и в отношении 422-го гаубичного тяжелого полка. Но и его эвакуация предусматривалась лишь после того, как он поддержит огнем наступление 2 октября. Несколько позже была отложена и эвакуация 716-го СП, который до окончания контрудара в Южном секторе решено было оставить в качестве армейского резерва.

После того как на Военном совете было решено не отменять ранее запланированный контрудар в Южном секторе, план операции пришлось значительно изменить. Теперь осуществить наступление предстояло меньшими силами, чем предполагалось ранее, так как рассчитывать на участие в нем 157-й дивизии в полном составе не приходилось. И цель операции была уже иной — дезориентировать противника, скрыть от него начавшуюся эвакуацию. В 14 часов 15 минут 1 октября командующий Приморской армией отдал приказ о переходе с утра 2 октября в наступление в Южном секторе обороны. В своем дневнике генерал-лейтенант Софронов красочно сформулировал задачи предстоящей операции: «Сегодня день большой подготовительной работы. Завтра, 2.Х. — наступление… с задачей разгромить противника против нашего левого фланга [404] Дальник. , уничтожить и захватить его материальную часть. Глубина операции 5–6 км, с ограниченной целью — набить морду противнику, пугнуть его „Р“-дивизионом 8-го гвардейского полка, а потом самим приступить к выполнению новой директивы».

Перед тем как приказ о наступлении был отдан, Военный совет ООР заслушал доклад начальника штаба Приморской армии полковника Крылова о готовности войск к наступлению.

25-й Чапаевской дивизии, которой были приданы 384-й стрелковый полк 157-й дивизии, 422-й гаубичный полк, прибывший в Одессу вслед за 157-й дивизией и в боях еще не участвовавший, 265-й корпусной артиллерийский полк, танковый батальон старшего лейтенанта Юдина, гвардейский дивизион реактивных минометов и два дивизиона 397-го артиллерийского полка, предстояло наносить главный удар, наступая в общем направлении на Ленинталь, и овладеть хутором Дальницкий.

2-я кавалерийская дивизия, удар которой являлся вспомогательным, получала несколько меньше средств усиления — ей придавались 99-й гаубичный полк, 1-я батарея береговой обороны Одесской военно-морской базы и бронепоезд «За Родину». Она должна была овладеть рубежом безымянной высоты в километре от Ленинталя и Кляйн-Либенталем.

Начало наступления намечалось на 10 часов утра после артиллерийской подготовки и залпов гвардейского минометного дивизиона. Заместитель наркома Левченко принял решение остаться в Одессе для наблюдения за контрударом.

25-я стрелковая и 2-я кавалерийская дивизии с приданными им частями в ночь на 2 октября заняли исходные позиции для наступления.

Поздно вечером на КП армии приехал генерал-майор Петров. На это он испросил разрешения у командарма, после того как получил боевой приказ и плановую таблицу боя. Командир Чапаевской дивизии, решавшей завтра основную задачу, хотел о чем-то переговорить лично с Софроновым.

День, полный переживаний для всех, кто был ознакомлен с директивой Ставки, принес Софронову еще и большое личное горе: в штаб ООР пришла телеграмма о том, что на фронте, на Московском направлении погиб в бою его старший сын. Связисты, ни с кем не посоветовавшись, вручили телеграмму командарму прямо за ужином.

Софронов встретил горе мужественно. Он сразу же вернулся к делам, выслушав доклад о подготовке к наступлению, сообщавший о том, что полки 95-й дивизии, выводившиеся во второй эшелон, снова заняли оборону на переднем крае. Потом командующий долю наедине разговаривал с Петровым.

Содержание разговора Петрова с командармом осталось неизвестным, но после его ухода Софронов сказал начальнику штаба армии полковнику Крылову:

— Тревожится Иван Ефимович за завтрашнее… Думаю, напрасно. Обещал быть к утру у него на КП…

Скорей всего Петрова смущало выключение из плана наступления двух полков 157-й СД, об эвакуации которой он еще не знал.

Отпустив Крылова, Софронов сказал, что еще «помозгует» над планом вывода из боя основных сил армии. Он остался работать над ним до утра.

Ясности по этому вопросу пока не было. На протяжении дня командарм несколько раз обсуждал план вывода войск с Жуковым, предлагаемые меры не устраивали командующего ООР и Софронов снова садился за расчеты: принять окончательное решение пока не удавалось. Бессонная ночь для Софронова была уже второй подряд — после приезда Левченко в штабах никто не спал.

Несколько часов спустя за полковником Крыловым пришел адъютант Софронова, старший лейтенант Шанин: командующий хотел дать какие-то указания. Когда Крылов вошел к командарму, Софронов сидел за рабочим столом в расстегнутом кителе, как-то неестественно откинувшись набок. Пальцы лежавшей на бумагах руки стиснули дымящуюся папиросу. Генерал был очень бледен.