А. Немировский - Мифы и легенды народов мира т. 1 Древняя Греция

Если верить мифам, могущественному Зевсу не сидится на Олимпе. И он постоянно спускается на землю, чтобы встретиться с приглянувшимися ему нимфами и смертными женами. Честолюбивые земные правители, желая пользоваться уважением своих подданных, сочинили множество историй, будто их бабушек и прабабушек тайно посещал сам Зевс [84] . Наиболее известная из этих историй сделала возлюбленной Зевса прекрасную финикиянку Европу [85] .

Однажды, когда Европа, дочь царя Сидона Агенора, гуляла со своими подругами на берегу моря, играя и собирая цветы, неведомо откуда появился ослепительно белый бык с рогами, загнутыми в виде полумесяца. Кажется, его привлекли забавы девушек, и он сам готов с ними поиграть. Мирно помахивая хвостом, он подходит к Европе и подставляет ей свою широкую спину. Ничего не подозревая, дева усаживается на спину мирного животного. Но бык внезапно становится бешеным. Его ласковые, любопытные глаза наливаются кровью, и он стремительно бросается в волны. Европе не остается ничего другого, как крепко держаться за рога.

В открытом море, с появлением дельфинов и других морских тварей, поднявшихся со дна, чтобы приветствовать и сопровождать быка, у Европы не осталось ни малейшего сомнения, что облик ее похитителя принял бог. Но какой?

Похищение Европы (резьба по камню)

В отцовском доме она видела множество гостей из заморских стран, посещавших Сидон по торговым делам, и научилась различать по одеждам ассирийца от египтянина, египтянина от ливийца, ливийца от обитателя богатого острова Кефтиу (Крита). «Очевидно, и боги одеваются так, как их почитатели? – думала девушка. – И не потому ли этот хитрый бог принял облик быка, чтобы отец, узнав от подруг, кто меня похитил, не догадался, где искать?»

Она с силой схватила клок шерсти, надеясь, что под ним скрывается какая-нибудь из знакомых ей одежд. Но шерсть была плотной, и в ладони осталось лишь несколько волосков, золотившихся на солнце. Бык повернул голову, и Европа не уловила в его огромных, светлых от морской синевы глазах ярости. Они стали почти человеческими и напомнили ей глаза юноши-простолюдина, приходившего на берег моря и издали молча смотревшего на нее долгим взглядом.

Вдали показался гористый берег. Бык стал плыть быстрее, словно чувствуя за спиной погоню. Но море опустело. Морские твари отстали, не в силах плыть с быком наравне.

«Нет, это не Египет, – думала девушка. – Отец рассказывал, что берег у места впадения Нила в море плоский, как ладонь, поросший во многих местах камышом. Значит, это остров? Но какой? Мало ли в море, простирающемся до столпов Мелькарта, островов, к которым захотел бы пристать бык?»

Бык выбрался на берег и, дав Европе спуститься, отряхнулся. Ослепленная градом холодных брызг, девушка стала вытирать лицо ладонями, когда же отняла их, то увидела, что на месте быка стоит юноша с узкой, осиной талией и широкими плечами. На голове у него диадема, которую носят только на Кефтиу.

«Бог Кефтиу!» – сообразила она в то мгновение, когда юноша подхватил ее и с быстротой молнии повлек в видневшееся в скалах черное отверстие пещеры.

О ненасытности и изобретательности этого критского божка, ставшего верховным богом Олимпа, знали отцы всех дочерей на берегах Внутреннего моря. Какие бы они ни применяли уловки, чтобы уберечь от него своих дев, Зевс все равно добивался своего. Один отец запрятал свою дочь в башню, а окно занавесил такой тонкой решеткой, что через нее не пролететь и комару. А Зевс прошел золотым дождем!

И еще много раз спускался Зевс на землю, чтобы встретиться со смертными девами и пополнить число героев [86] . Но оставлял он и иные следы. На одном из холмов, окруженных болотом, на родине царя Мидаса, во Фригии, путникам показывали липу и дуб, протянувшие друг к другу ветви, уверяя, что эти деревья появились после того, как эту местность посетил Зевс.

Вот эта история, как ее пересказал римский поэт Овидий. В далекие времена, как будто еще до Мидаса, на холме весной паслись овцы, а летом он выгорал от жаркого в этой местности солнца. Болота же не было. Большую часть низины занимала деревня из многих десятков домов. На ее пыльную улицу и опустились Зевс и его вестник, принявшие человеческий облик. Время было позднее, и надо было подумать о ночлеге. Боги обошли всю деревню, но перед ними не открылась ни одна дверь, словно обитатели домов вымерли. Отчаявшись, Зевс и его вестник постучали в дверь хижины с покосившейся соломенной кровлей, которую ранее прошли, полагая, что им там не поместиться. На стук отозвался дребезжащий старческий голос:

– Входите! Да поможет вам Зевс!

Переступив порог, Зевс увидел старца и старушку, сидевших рядом на грубой деревянной скамейке. Приветливо улыбаясь, они назвали себя Филемоном и Бавкидой. Даже не спросив чужестранцев, какого те рода и племени, как их зовут, они пригласили гостей за стол, предложив скромное угощение в простых деревянных и глиняных чашах – овощи и яйца – и поставив невысокий кувшин с вином.

Впервые Зевс вместо амброзии насыщался людской пищей, вместо нектара пил вино. Это было ему приятно, потому что старички угощали от души и все время подливали им вина из кувшина. Но вскоре у хозяев хижины глаза расширились от удивления. Вино в кувшине не убывало. И поняли Филемон и Бавкида, что их посетили боги, а поняв, засуетились. Им стало совестно, что они не предложили посетителям достойной их пищи, какой считали свою единственную живность – гуся. Гусь, находившийся ночью в той же хижине, разгадав намерения стариков, не давался им в руки. Когда же они загородили выход, птица бросилась к Зевсу, словно ища у него защиты.

– Не трогайте ее! – сказал Зевс. – Идемте со мной на новое место, достойное вашей доброты.

Зевс и его вестник стали подниматься в гору. Старики побрели за ними, а позади всех важно шагал гусь. Когда вершина горы была уже близка, старики оглянулись, и их взору открылось болото, заросшее тростником.

– А где же наша хижина? – спросила Бавкида у супруга.

– Она здесь! – ответил Зевс.

Обернувшись на голос, старики увидели на вершине холма свою жалкую хижину, которую недавно покинули. Не успели они к ней подойти, как вдруг прогнившие бревна, подпиравшие соломенную кровлю, стали превращаться в сверкающие на солнце мраморные колонны, а соломенная труха – в золото. Земляной пол покрылся прилаженными друг к другу плитами. И вот перед ними храм, прекраснее которого не приходилось лицезреть ни одному смертному.

Дождавшись, пока старики придут в себя от удивления, Зевс обратился к ним с вопросом: