Ю Мартов - Письма и документы (1917-1922)

Пока ограничиваюсь этим. Надеюсь писать Вам из-за границы. Если до отправки письма будет что-нибудь существенное, добавлю. Крепко жму руку.

Ю. Ц.

ИЗ ПИСЬМА А. II. ШТЕЙНУ

4 августа 1920 г.

Дорогой Александр Николаевич!

Явилась надежда, что отныне удастся сравнительно регулярно посылать письма за границу. Пишу это письмо "для пробы", полагая, что последнее, посланное с итальянским товарищем, Вы получили и находитесь в курсе наших дел.

За истекшую неделю ничего особенного не наметилось, кроме, пожалуй, еще более резко обозначившейся тенденции смотреть на войну с Польшей как на пролог к германской революции, а потому и не желать скорого окончания этой войны. Верно, в этой связи власти обратили, наконец, внимание на нестерпимо националистские нотки в официальной антипольской агитации: Троцкий постановил закрыть орган "военспецов" "Военное дело"293 за "шовинизм", который там свил гнездо не со вчерашнего дня. [...] "Оборонческая" идеология войны с Польшей заменяется "всемирно-рсволюционной".

Кашен и Фроссар окончательно присоединяются к III Интернационалу, судя по письму первого, помещенному в сегодняшних газетах. Пресса условием вступления французов ставила "исключение Альбера Тома и Ко." Любопытно, какие обязательства взяли на себя в этом смысле Кашен и Фроссар. [...]

В. Герцог294, как мне сообщили, выступил на митинге и Смоленске, куда прибыл вместе с аигличанами знакомиться с фронтом. В своей речи он заявил: как вы расправились с меньшевиками и прочими социал-предателями, так мы расправимся с Каутским, Гильфердиигом и Ко.

В восточной политике большевиков замечается кой-какой "гамлетизм". После того как, по-видимому, обо всем дотолковались с Мустафой Ке-малем295 и другими националистами, появились здесь "турецкие коммунисты", выразившие недовольство по поводу этих шашней с буржуазией. Их протесты, видно, возымели действие, ибо тотчас после отъезда послов Мустафы Кемаля бюро III Интернационала опубликовало воззвание к рабочим Турции, Армении и Персии о созыве на 1 сентября общего рабочего конгресса для этих трех стран. Пока что, по-видимому, большевизм плохо прививается на Востоке, ибо в Азербайджане крестьяне отказались принять переданную им нами помещичью землю, так как "шариат запрещает брать чужую собственность".

Не выходит что-то и с "Башкирской советской республикой". Вторично ее "автономное" правительство сменено Москвой. На этот раз его просто арестовала уфимская чрезвычайная комиссия. Причина, главным образом, то, что Башкирия не дает хлеба. Теперь, с созданием более обширной Татарской республики на Волге, возникает прямая опасность, что при стремлении выкачивать у этих автономных республик не только рекрутов, но их хлеб, советская власть сама организует целый ряд мусульманских Вандей296.

На бывшем только что совещании продовольственников несколько человек сделало слабую попытку поставить вопрос об изменении всей системы в смысле взимания с крестьян определенного, прогрессивно возрастающего натурального налога с тем, чтобы остатком хлеба он распоряжался свободно. Но коммунисты наложили свое veto и вопрос не обсуждался даже.

Неурожай грозит превзойти 1891 год297 во всей России, кроме Сибири и Северного Кавказа до Новороссии. Что в этом положений будет делать советская власть, трудно себе представить.

Забастовка протеста московских печатников повела к новым арестам и иным репрессиям. Сейчас в московской тюрьме заключено свыше 30 печатников. Привет друзьям. Крепко жму руку.

Ю. Цедербаум

ПИСЬМО А. Н. ШТЕЙНУ

5 августа 1920 г.

Дорогой Александр Николаевич!

Вот уже две недели, как немцы здесь, в Москве298, но нам не удалось много с ними беседовать, ибо их время очень захвачено частью Конгрессом, частью сепаратными переговорами с большевиками. Все же несколько бесед с Криспиным и Дитмалом имели. Оба они хотели сделать эти разговоры официальными с обеих сторон, т. е. чтобы участвовала вся делегация. Но Daumig и Stocker, явно инспирированные большевиками, заявили, что считают нелояльным вести официальные переговоры с партией, враждебной большевикам, и настояли на том. что делегация примет лишь меня и других "отдельных товарищей" из партии. ЦК ответил, что от такого свидания он отказывается, против поведения делегации по отношению к партии будет протестовать перед ЦК независимой партии и приглашает лично Дитмана и Криспина явиться в ЦК. Последние одобрили наш ответ, и мы уже с ними вели беседы. Прошу Вас разъяснить немцам все неприличие и недостойность этого поведения после тех отношений, которые у нас существовали с независимыми со времени их зарождения и после того, как Лейпцигская299 резолюция возложила на партию обязанность столковаться по вопросу об Интернационале с партиями, вышедшими из II Интернационала, к числу коих принадлежит наша.

Как мы и сказали Дитману и Криспину, их поведение здесь одлича-лось пассивностью и нерешительностью, которые совсем не подобают "великой державе", какою сейчас в международном рабочем движении являются независимые. Они держались совершенно в стороне от всех, съехавшихся на конгресс, хотя даже среди коммунистических групп сеть питаюшие известный respect300 к их партии и хотя, например, в итальянской, а, может быть, и в других делегациях есть меньшинства не коммунистические, а с демократией. Они даже не обратились к французам, пресмыкавшимся перед большевиками, и дали им возможность вести до конца переговоры сепаратно. Понятно, насколько большевики выигрывают от того, что всякая группа, условно готовая вступить в III Интернационал, договаривается с ними сепаратно. Соответственно этому и весь вопрос об условиях вступления немецкие товарищи поставили узко национально: III Интернационал должен им и всем другим партиям предостаиить автономию в проведении у себя дома общих принципов. О том, что должна прекратиться "автономия" русских, которые вне всякого международного контроля решают вопросы не только своей внутренней, по именно международной политики, например, об импортировании в Польшу "советского строя" и о распространении революции путем вторжения революционных сил (завтра, может быть, в Германию или Австрию) -- об этом они даже намеком не заикались.

Итог переговоров тот, что только независимые все же держались тверже, чем французы. Ленин и Ко. не решились угодить левым, требовавшим резолюции о нежелательности принятия центральных партий, и постановили поручить Исполнительному Комитету вести дальнейшие переговоры. Цитман думает, что с их возвращением в партии начнется новая дискуссия, которая продлится месяца два, и надеется, что сейчас, после проделанного опыта, вопрос может быть решен несколько иначе, чем решался до сих пор. Он настаивает, чтобы к этому времени кто-нибудь от нас был в Германии. Есть надежда, что это состоится и что я недели 3-4 буду в Берлине. Дело в том, что советское правительство ответило согласием на наше требование отпустить делегатов ЦК за границу и я теперь выправляю паспорт. Если не случится перемены (увы! очень возможной) в международной ситуации в связи с явным нежеланием нашим мириться с буржуазной Польшей, то моя поездка осуществится. Я надеюсь, что при этом впуск в Германию не встретит затруднений и в Ревеле мне немецкий консул визу поставит (Дитман обещает устроить). Если будет задержка, я буду Вам телеграфировать, чтобы добиваться разрешения. На всякий случай можете напечатать в газете, что советское правительство постановило Мартову и Абрамовичу выдать паспорта на выезд за границу "для Организации заграничного представительства партии", о чем хлопотал ее ЦК (официальная мотивировка). Опубликование этого может, пожалуй, помешать последующей отмене.