Ю Мартов - Письма и документы (1917-1922)

Когда Вы написали Еве Львовне, что считаете полезным, чтобы до личного свидания мы ознакомились с Вашим неотправленным письмом, я попросил ее просить Вас его сейчас же выслать нам, надеясь, что это письмо позволит, если не обо всем, то кое о чем разъяснить недоразумения или зафиксировать действительные разногласия еще до свидания. Ева Львовна говорит, что она Вам сейчас же это написала.

Не знаю, в какой мере Вас эти объяснения удовлетворят. Но я хотел бы прежде всего одного: чтобы Вы убедились, что с моей стороны не было и, конечно, не будет попыток ввести в наши отношения какую-нибудь "дипломатию". В том или другом случае возможно "menagement"357, естественное и законное по отношению к Вашему положению и возрасту, но ни о какой дипломатии между нами речи быть не может. Поэтому избегание (хоть не вполне сознательное) откровенных объяснений не могло психологически иметь места и не имело.

Мое личное впечатление, что различие в оценке фазисов русской революции у нас с Вами очень велико, так же как и в некоторых других вопросах. В вопросе об Интернационале, напротив, наши точки зрения, вероятно, гораздо ближе друг к другу, чем это может казаться на первый взгляд. Здесь мы расходимся больше в вопросах о выборе практических путей, и даже в пункте оценки всякого рода "реконструкторов" то, что Вы нам по этому писали, мы едва ли разойдемся.

Формулировка швейцарцами задач Бернской конференции358 мне показалась сносной потому, что можно было ожидать еще худшего -- в духе Лонге -- т. е. в смысле приглашения партий, стоящих принципиально за III Интернационал, но не приемлющих 21 условие. Теперь, когда Гримм и Ко. своими глупо бестактными выступлениями по поводу Реноделя359 и Макдональда360 испортили заранее половину дела, я вижу, что их формулировка была вызвана не желанием не оттолкнуть французов, а их собственным оппортунизмом и конфузионизмом. Думаю, что в Берне нам придется очень много ругаться и что мы едва ли многого там добьемся. Будет уже хорошо, если на этом первом совещании удастся связать между собой "центральные" фракции так, чтобы сделать для них невозможными дальнейшие капитуляции в одиночку перед Москвой.

Я рассчитываю, что смогу выехать в начале будущей недели, чтобы к 1-му быть в Цюрихе. Ввиду этого отказался от поездки в Прагу на чешский съезд, куда меня пригласил чешский ЦК.

Смилга361 я постараюсь повидать, чтобы получить личное впечатление. Письмо его мне не нравится, хотя бы в кое-чем он и был прав: человек, никогда не бывший в партии (и даже ни в какой партии), сначала служивший большевистским комиссаром, потом писавший в прессе Mehrheiter,ов и в буржуазной газетке "Толос России"352, может, конечно, претендовать, чтобы его вообще не отталкивали, но не имеет никакого права требовать, чтобы вместе с ним основывали газету для влияния на евро- пейское общественное мнение. Ведь он пишет о немецкой газете типа "Republique Russe" и не понимает, что когда такую газету ведет старый деятель, как Пескин, это --одно и когда ее основывает такой homo novus363 -- это другое. А ведь он не просто подает "идею" такой газеты ("прожектов" мы сами можем достаточно написать), а именно хочет быть в этом деле лично. Попробовал бы он придти "с улицы" к коммунистам: его бы заставили пройги стаж черной работы, прежде чем налечатали бы хоть одну статью. Или у шейдемановцев: там тоже не позволили бы сразу начать в качестве "представителя". А дай я ему завтра чисто техническую работу, какой-нибудь перевод, чтобы мне самому с этим не возиться, то он, как я уже имел опыт с другими, сделает и скверно, и очень не скоро.

С лондонцами я списываюсь. Они обиделись, когда я им предложил пока никакой "группы содействия" не образовывать, раз они, по их собственному признанию, ввиду оторванности еще не выработали "точки зрения, а образовать с[оциал]-д[емократический] клуб для дискутирования по вопросам, связанным с этой выработкой, причем обещал им присылать все имеющиеся у нас материалы. Они пишут, что это их не удовлетворяет, ибо они хотели бы активно работать для партии в английском движении. Присутствие среди них Зунделевичей, конечно, не увеличило моего доверия к ним. Из России мы давно не имели писем.

Самуил Давыдович [Щупак] посетивший Ригу, Ревель и Гельсингфорс, вернулся сюда и завтра возвращается в Париж.

С Могилевским я списываюсь и надеюсь, что раньше или позже мы его к делу приспособим. Он, во всяком случае, человек серьезный.

Посылаю Вам выпущенную немцами мою речь с предисловием364. До сих пор они мне не прислали обещанных ими 200 экз., и я могу Вам послать только два.

[...]

Абрамовичи шлют Вам привет. У Бройдо большая радость: их сына, который состоял учеником на офицерских курсах в Петербурге, отпустили на время за границу, и сегодня они в Штеттине его встречают.

До скорого свидания.

Ю.Ц.

ПИСЬМО П. Б. АКСЕЛЬРОДУ

Берлин, 14 декабря 1920 г.

Дорогой Павел Борисович!

Ну, как сошел для Вас Ваш "кутеж" в Берне? Не имел никаких плохих последствий?

Я, с своей стороны, захватил в Швейцарии кашель, который по приезде сюда очень обострился. Уже 4 дня я не выхожу на улицу. Плохо поэтому сплю по ночам.

Ехал назад с ощущением досады на швейцарцев за то, что все так плохо вышло. По обыкновению, как бывает в таких случаях, после вспоминаешь, что вот еще об этом или о том, не удалось с Вами вовсе обменяться мнением или проверить у Вас тот или другой факт. Да и вообще, в конце концов, я больше успел изложить Вам свои, чем подробно ознакомиться с Вашими взглядами. Когда еще теперь удастся увидеться?

От Щупака не имел новых вестей и не знаю, удалось ли что-нибудь сделать в вопросе о моей визе. Как раз теперь я бы с удовольствием покинул Берлин и поехал бы в Париж.

Из-за простуды еще не видел Штребеля. Передал ему по телефону Ваш привет. Из России писем не было. Но в газетах была правдоподобная телеграмма о расправе большевиков с нашими товарищами во время конференции в Харкове (10 человек, в том числе Кучин, посажены в концентрационный лагерь "до конца гражданской войны", 17, и в том числе Бэр, высланы из Украины).

Привет Александру Павловичу [Аксельроду]. Абрамович и Бройдо Вам кланяются.

Обнимаю.

Ю.Ц.

ИЗ ПИСЬМА С. Д. ЩУПАКУ

14 декабря 1920 г.

Дорогой Самуил Давыдович!

Со мной вышла самая неожиданная история: швейцарское правительство, отказав Раф[аилу] Абр[амовичу Абрамовичу] наотрез в пропуске на конференцию, согласилось меня пустить всего только на 3 дня, т. е. на время заседаний, с тем чтобы я немедленно выехал обратно. [...] Такое же любезное отношение встретили к себе немецкие и австрийские делегаты, а Ф. Адлера, как и меня, вообще не хотели пускать и согласились лишь в последнюю минуту. Не говорю уже, что с нас всех взяли подписку, что не будем заниматься за это время никакими политическими выступлениями. На границе меня вдобавок подвергли личному обыску.